Мне пришлось бежать, чтобы догнать его. Он даже не пытался подстроиться под мой шаг, и будь я проклята, если стану жаловаться. Казалось прошла целая вечность, пока мы шли к его комнатам — мы шли по лабиринту коридоров, и вверх по стольким лестницам, что я готова была броситься на полированный деревянный пол, задыхаясь, как выброшенная на берег рыба.

— Далеко ещё? — выдохнула я, цепляясь за толстые резные перила.

Он посмотрел на меня, прищурившись.

— Ещё один пролёт. Мои комнаты наверху здания.

— Ну конечно, — мрачно сказала я. — Полагаю, вы не верите в такие вещи, как лифт?

— Они нам не нужны, — сказал он.

Неудивительно, что Сара была такой стройной и подтянутой в свои пятьдесят с чем-то. Ей не нужна йога, ей просто нужна эта лестница.

— Саре не пятьдесят с чем-то, — сказал Разиэль.

Я замерла.

— На этот раз я не произносила этого вслух.

— Нет, не произносила. Тебя очень легко прочитать. Как и большинство людей.

Большинство людей? Какого хрена?

— Подожди, пока не доберёмся до моих комнат.

Я не стала ничего говорить в этот раз. Ситуация меня серьёзно напугала. Не имело значения, сколько еды я получу или насколько он красив, всё это было странно. Поцелуй был приятным, насколько я помню, но не уверена, что поцелуя достаточно, чтобы….

— Я не собираюсь снова тебя целовать. Я не целовал тебя и в первый раз — ты тонула. Я помог тебе дышать.

Это было совершенно… неправильно. Явно тишина не была тишиной для создания, за которым я следовала, поэтому я быстро сменила тему, постаравшись не думать о вкусе холодной соли его рта на моих губах.

— Тогда сколько лет Саре? Она замужем за Аза… как его зовут, кстати?

— Азазель, — ответил он. — Да, они женаты; во всяком случае, это самое близкое определение, которое большинство людей смогут понять. И я не знаю, сколько лет Саре, и меня это вовсе не интересует.

Я посмотрела на него с удивлением.

— Она, наверное, лет на двадцать старше его. А ему, сколько… тридцать пять? Круто.

— Он старше её, — ответил он сдержанно. — И тебе лучше дважды подумать, прежде чем выносить суждения о ком-то вроде Сары.

Если Азазель был старше Сары, тогда я была Девой Марией.

— Я не выношу суждения, — быстро выпалила я, следуя за ним вглубь коридора в сторону очередного ужасного, отвратительного, богом проклятого, грёбанного лестничного пролёта. — И я серьёзно. Слишком часто как раз у мужчин более молодые возлюбленные. Я искренне добродушно отношусь к парням-игрушкам.

— Думаешь, Азазель — парень-игрушка? Его повеселит эта идея.

— Господи, только не говори ему, что я так сказала! Полагаю к этому времени их брак куда более платонический, чем что-либо ещё.

Он забавлялся, и это раздражало ещё больше.

— Думаю, у них бурная сексуальная жизнь, хотя я могу попросить Азазеля рассказать тебе подробности, если пожелаешь.

— Незачем, — второпях произнесла я. — Это не моё дело.

— Не твоё, — ответил он в странной полуформальной манере.

Я подняла глаза на непомерно высокую лестницу. «Это последняя», — сказал он. Конечно же, она должна быть самой крутой и самой высокой. Сделав глубокий вдох, я приготовилась к подъёму. Я справлюсь. Даже если это убьёт меня, я сделаю это.

— А что её дети думают о её новом муже?

Если я смогу заговорить его, может он не заметит, как долго я поднимаюсь по лестнице.

— У неё нет детей, а Азазель не её новый муж. Он её единственный муж.

Я вспомнила нежное, чуткое отношение Сары.

— Как печально, — сказала я. — Она была бы чудесной матерью.

— Да, — единственное слово в ответ, но в нём таилось огромное значение.

Внезапно я вспомнила полосу пляжа перед домом, широкое раздолье лужайки. На пляже не было разбросанных ни безделушек, ни игрушек. Что-то в этом месте было не так.

— А где здесь живут дети? — спросила я обеспокоенно.

— Дети?

— С Сарой были женщины… она сказала, что они другие жёны. Некоторые из них довольно юные, тут должны быть дети.

— Здесь нет детей.

— То, что у вас происходит, идёт вразрез любому безумному культу. Вы отправляете детей прочь?

Я была праведно возмущена, и это прибавило мне сил. И конец ступенек был уже виден, слава Богу. Я уже готова была броситься на верхнюю площадку и, расплакавшись, прокричать «Земля!»