– Замечательная вещица, господа! Очень древняя! Вот этот старик предлагает мне ее купить.

Братья переглянулись.

– Довольно занятная! – согласился Лотринген, спокойно и дружелюбно глядя на Эйснера. – Может, этот продавец и нам с братом что-то покажет из своих товаров?

Незнакомец проснулся и испуганно глядел на вошедших.

– Хватит с ним нянчиться, Конрад! – воскликнул Штернберг, все больше распаляясь злостью. – Эйснер не тот человек, которому можно легко зубы заговорить. Отвечай мне, Карл фон Эйснер, кто этот сарацин, что он здесь делает и почему ты показывал ему план нашего лагеря?

Лотринген неодобрительно покачал головой, видя, как брат раскрыл сразу все свои козыри. Но на Эйснера тирада Штернберга произвела должный эффект. Он растерялся и не сразу нашелся, что ответить.

– Говори правду и не вздумай опять начинать про скупку древностей, – угрожающе придвинулся к нему Штернберг.

– Печально, граф, что вы в пылу гнева, вызванного клеветой на меня, забыли все те долгие месяцы тяжелых испытаний, что мы прошли вместе, – отвечал Эйснер. – Вы забыли, как я лечил вас, и вашего брата, и ваших друзей и ничего не требовал взамен. И сейчас, поддавшись первому обманчивому впечатлению, вы готовы назвать меня предателем, заговорщиком, сарацинским шпионом, а этого старика – моим сообщником. Я понимаю, в этом частично моя вина. Вы мало знаете обо мне, но у каждого из нас есть право хранить свои секреты или просто не раскрывать свою душу. Но однажды вы, граф фон Штернберг, и вы, граф фон Лотринген, в благодарность мне за свое поправленное здоровье сказали, чтобы я всегда считал вас в числе моих друзей. Простите, но, похоже, у нас с вами разное понятие о дружбе.

Эти слова, сказанные спокойным, уверенным тоном оскорбленного человека, тронули Штернберга, и он устыдился своего порыва. Лотринген глубоко вздохнул и отвернулся. Лесовик попытался войти, но Эйснер махнул ему рукой, и тот скрылся.

– Ты прав! – медленно произнес Штернберг. – Как человек, обещавший свою дружбу, я поступил плохо, ворвавшись сюда и набросившись на тебя, Эйснер. Но опять же во имя тех самых, поверь мне, искренних слов дружбы, что я и мой брат сказали тебе, объясни нам, кто этот человек, появившийся здесь тайно, с которым ты говорил по-арабски и рисовал план нашего лагеря?

– Я надеюсь, господа, все сказанное мной останется между нами. Пока никто не должен знать об этом человеке.

– Если в том, что мы будем молчать, нет бесчестья, мы с братом это обещаем, – ответил Лотринген.

– Этого старика зовут Али, по прозвищу Осирис. Уверен, это ни о чем вам не говорит.

– Да, прозвище какое-то странное. Ему больше бы подошло Лысый Али! – усмехнулся Штернберг.

– В очень далекие времена в этих краях среди прочих богов почитали Осириса. По легенде, его предательски убили, но, умерев, он снова воскрес.

– Ты что-то путаешь, Эйснер! – строго возразил Штернберг. – Воскрес только Иисус Христос. А ложные боги не могли воскреснуть, ибо их никогда и не было.

– Я и говорю – по легенде, – спокойно парировал Эйснер. – В религиях много схожестей.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать? – не унимался граф. – Религия есть только одна, Эйснер, а все остальное – поганое язычество. Мы для чего пришли в эту треклятую землю? Чтобы за веру истинную бороться! Еще пара слов с таким же еретическим смыслом, Эйснер, и я, клянусь, позабуду, что назвал тебя другом. Вера превыше всего!

– Генрих, успокойся, – миролюбиво сказал Лотринген и положил ему руку на плечо. – Не будь фанатиком, как Рауль де Меранкур. Ты сам же над ним смеялся, а вот теперь так же поешь.

– Да чтоб тебя, Конрад! – воскликнул Штернберг. – Я не фанатик, но я христианин. Ты разве не видишь, что Эйснер говорит возмутительные вещи?!

Эйснер презрительно усмехнулся и молча ожидал, когда поток возмущения иссякнет и он сможет продолжать.

Лотринген попросил его быть осмотрительнее в выражениях, и он, уязвленный в душе, сухо и неприязненно продолжал:

– Али не мусульманин. Он взял себе арабское имя, чтобы скрыть свое происхождение. Он египтянин, потомок того древнего народа, что жил здесь, пока эти пески и оазисы вокруг Нила не завоевали арабы. У него много единомышленников, таких же, как и он, египтян. Они, в союзе с местными христианами-коптами, образовали тайное сообщество с целью свергнуть власть султана. Он, словно Осирис, надеется возродить к жизни традиции прошлого. Али многое знает о Дамиетте и окружающих землях, так как вырос здесь, и сейчас он хочет помочь нам, ведь мы, как и он и его люди, воюем против султана.

– А откуда ты узнал про этого Али-Осириса? – недоверчиво спросил Штернберг.

– А вот это мое дело, и, конечно, я не обязан никому рассказывать о нем, – сурово ответил Эйснер.

– Когда же ты по-арабски так лопотать научился?

– Давно, граф, давно, только вас в известность не поставил! – еле сдерживая закипающий гнев, процедил Эйснер.

Вдруг пола палатки отодвинулась, и вошел Лихтендорф.

– О, как замечательно, что все вы здесь! И Али-Осирис вновь посетил нас! Хорошо. Пойдемте, они вернулись. Эйснер, понадобится твоя помощь, бери свои мази, капли и что там у тебя еще припасено. Все сгодится.