– Кто вернулся, Лихтендорф? – удивился Штернберг и добавил: – Так ты знал про этого лысого сарацина? Знал и ничего не сказал?

– Черт возьми! Кто-нибудь знает, где мы находимся?! – крикнул барон Арнольд фон Кассель. Он был в одних штанах и рубашке, надувшейся под порывом ветра, словно парус над его объемистым брюшком.

Он огляделся. Песчаный берег желтой лентой тянулся вправо и влево до самого горизонта. Впереди, меньше чем в полумиле, виднелась пальмовая роща. Волна, накатившая на босые ноги барона, заставила его оглянуться.

– Осторожнее тащите эти ящики, болваны! – кричал Кассель своим воинам, мокрым с головы до ног, бредущим по колено в воде с поклажей барона.

В ста метрах от берега, накренившись набок, стоял корабль. Изорванные в клочья паруса тряпками свисали с мачт. С бортов по канатам и лесенкам спускались в воду люди. Слышалась брань на французском языке – это матросы кляли судьбу за то, что их судно, истерзанное бурей, было выброшено на мель и дало течь.

Провалявшись две недели в Акре с тяжелым расстройством желудка, вызванным выпитым вином, оказавшимся очень плохого качества, Арнольд фон Кассель сильно заскучал по своим друзьям – Штернбергу, Лотрингену и Лихтендорфу. Он нанял судно, способное перевезти его небольшой отряд в пятьдесят пять человек, и отправился в Египет, вслед ушедшей туда флотилии крестоносцев. И вот так печально завершилось его плавание.

За все прожитые им тридцать семь лет жизни Арнольд фон Кассель впервые покинул свое баронство, зараженный пламенной речью, услышанной от его соседа Генриха фон Штернберга. Убежденный домосед, для которого выехать к своему сюзерену, епископу Вюрцбургскому, всегда являлось огромной проблемой, Кассель жил весьма уединенно, гостей никогда не приглашал и сам предпочитал в гости никогда не ездить. Всю его жизнь наполняла большая семья – жена, четыре вполне взрослые дочери и маленький сын, а также, одни из самых богатых во Франконии, винные погреба. Политикой, рыцарскими турнирами Кассель интересовался мало. Его родовые черные медведи на синем поле герба вообще не отражали воинственность рода Касселей. Все родственники Арнольда мирно лежали в родовом склепе, прожив долгую тихую жизнь. И ему была уготована та же судьба, чему он был весьма доволен. Но со временем любящая жена Гертруда растолстела, стала злой и всегда всем недовольной. Кассель пытался кулаком привести ее к повиновению, но Гертруда с лихвой отвечала ему тем же. Драки между супругами обычно всегда заканчивались миром, но такие мирные периоды в последнее время случались все реже. Дочери Касселя, не отличавшиеся красотой, унаследовали характер матери и всю вину за то, что в замок к ним никогда не приезжали потенциальные женихи, вполне справедливо взвалили на плечи отца и постоянно донимали и злили его. Кассель в такие дни проводил в компании с бутылочкой вина, потом эти дни стали следовать друг за другом нескончаемой вереницей, и пьянство барона уже угрожало его жизни. Единственной отдушиной Касселя был пятилетний сын, с которым он связывал все свои надежды в будущем. Но Гертруда легко справлялась с пьяным мужем, становившимся под действием алкоголя слабовольным, и пресекала любые попытки его встречи, в таком состоянии, с сыном. И когда барон почувствовал, что дальше не сможет продолжать прежнюю, опротивевшую жизнь, у ворот замка появился Генрих фон Штернберг, с которым они некогда охотились вместе. Граф говорил о священной войне так вдохновенно, что не заразиться благочестивым порывом было просто невозможно. К тому же барон увидел в этом промысел Божий, указывающий ему, как нужно одним махом решить все семейные проблемы…

– Проклятье! Куда это нас занесло?! – кричал барон.

– Успокойтесь, Кассель, все-таки мы на земле Божьей, а не в этом чертовом море! – сказал подошедший молодой мужчина лет двадцати трех с белокурыми волосами, одетый в легкий кожаный жилет, обшитый металлическими пластинами.

– Согласен, Данфельд, но вот насчет Божьей земли я сильно сомневаюсь. Сдается мне, что край этот не ведает истинной веры.

Арнольд фон Кассель смачно сплюнул и окликнул оруженосца, который расположился неподалеку на одном из ящиков.

– Вольф, бездельник, – сказал барон подошедшему оруженосцу, – иди-ка поищи мои вещи, не могу же я щеголять в этом гостеприимном краю в одном нижнем белье! А ты, Данфельд, чего прохлаждаешься? Почему коня своего не выводишь? Вон мои рыцари уже двух в воду пустили, сейчас жеребцы будут здесь.

– Мой конь повредил ногу, когда корабль на мель сел, поэтому я даже не знаю, как теперь быть. Хромой конь не товарищ.

– Вот черт, Данфельд, сам беден, а ничем не дорожишь! Конь-то у тебя хороший, хоть бы пожалел его! Конь что человек, только говорить не умеет. Оставишь его там, в трюме, а сам пешком пойдешь, барон?

– Отстань, Кассель, я сам разберусь.

– У меня для тебя коня лишнего нет. Так и есть – пешком пойдешь!

– И пойду, не гордый.

Герберт фон Данфельд оставил Касселя и направился к пальмовой роще в надежде подстрелить какую-нибудь дичь. Покидая судно, он захватил с собой меч и колчан со стрелами. Вспоминая свою возлюбленную Хильду, Данфельд, весело насвистывая песенку, не спеша приближался к зарослям. Какая-то птица выпорхнула из-за деревьев, взмыв над берегом. Данфельд остановился и развязал колчан. Он вытащил лук и приготовил стрелу на случай, если покажется еще кто-нибудь. И его надежды не замедлили оправдаться. Когда до зарослей оставалось не более ста шагов, прямо на него полетела еще одна птица. Барон мгновенно вскинул лук и натянул тетиву. Стрела пронзила птицу в самом начале полета, и она упала неподалеку от Данфельда. Он, усмехнувшись необыкновенной удаче, пошел за добычей. Но вот над ним пролетела еще пара птиц, а в кустах кто-то зашевелился. Было хорошо слышно, что там медленно передвигаются. Данфельд тихо поднял птицу и всмотрелся в заросли. Никого. Наступила тишина. Он положил добычу за пазуху и, вложив стрелу в тетиву, осторожно пошел вперед. Вдруг в кустах промелькнуло человеческое лицо, послышался треск сломанных веток и ржание лошади. Данфельд бросился на шум, но поздно – он лишь увидел, как среди пальм быстро исчез какой-то всадник.

Данфельд понял, что за потерпевшими кораблекрушение крестоносцами следили. Ничего хорошего от этого ждать не приходилось. Возможно, что скоро нагрянут гости. И он побежал обратно к кораблю, чтобы сообщить об этом остальным.

Все, что только можно было взять с погибшего корабля, было выгружено и сложено рядом в большую кучу. Из трюма вывели шесть перепуганных лошадей. Моряки во главе с капитаном собрались вместе, а немцы сгрудились поодаль вокруг Арнольда фон Касселя. Барон теперь был одет в кольчугу и опоясан мечом. Он выразил общую мысль – надо разбить лагерь и дожидаться решения моряков о возможности или невозможности починки корабля.

Данфельд еще издали стал кричать, что враг следит за ними и всем надо готовиться к обороне. Воины Касселя и моряки растерялись, не понимая, что бы это значило. Еле переведя дух, жадно хлебая предложенную ему воду, подбежавший Данфельд все подробно рассказал.

– Мы не знаем, в каком количестве появится противник и когда он появится! – резюмировал Кассель. – Как думаешь, Данфельд, нам здесь обороняться или на корабль возвратиться?

Оба барона имели малый военный опыт, основанный только на нескольких сражениях в Сирии, и потому не знали, что лучше предпринять в сложившейся ситуации. Но враг не дремал и заставил их принимать решение немедленно. В пальмовой роще появились всадники, и очень быстро заросли напротив потерпевших кораблекрушение превратились в кавалерийские ряды.