Шрифт:
– Как я понимаю, в опасности только девицы – аристократки? Кому придет в голову осуждать актрису-простолюдинку?
– Селена, можно я буду называть вас по имени? У нас в театре все запросто. Вы заметили?
– Ну что ж, я не против. А как мне вас называть?
– Как и все другие – Родстер.
– У вас необычное имя.
– Да. Я выходец с севера. Там любят необычные и мужественные имена. Мы уже начали наше более близкое знакомство?
– Вы полагаете, это необходимо?
– Селена, я актер. Я глубоко вживаюсь в роль, для меня важен каждый штрих, и, естественно, мне интересно, кто в это время разделяет мои переживания.
– Что ж, это похвально. Мне нечего скрывать. Чтобы вы хотели знать обо мне? У директора театра есть моя анкета, вы могли бы ознакомиться, кто ж вам откажет в такой просьбе?
– Нет. Это бездушная бумага. Что она может сказать о человеке? Мне важно видеть ваши глаза, слышать ваш голос. Вы сегодня чудесно играли свою роль. Скажу честно, давно у меня не было такой партнерши. Правильнее даже будет сказать – никогда. Вы лучшая актриса, какую я видел. Поверьте, я понимаю в этом.
– Вы заставляете меня краснеть. Но мне очень приятно.
–Вот потому я и хочу узнать о вас больше. Откуда такой бриллиант?
– Ну, прямо и бриллиант. Сапфир или рубин, не более. Хорошо, спрашивайте, я вам отвечу. Но у меня условие: на тот вопрос, который вы зададите мне, вы ответите первым о себе. Согласны?
– Вы еще и интригуете?
– Как без этого?
– Хорошо, это справедливо. Начали?
Я согласно кивнула и сосредоточилась.
– Где вы родились? В какой семье? О возрасте спрашивать не буду. Женщины не любят подобных вопросов.
– Я не из таких, поэтому отвечу вам. Но сначала – вы. Вы задали вопрос себе.
Он чарующе рассмеялся:
– Я родился в замке Эллой. Мой отец граф. А вот мать – простая служанка. Наследство мне не полагалось, хотя образование мне дали. До шестнадцати лет я воспитывался в отцовском замке, был компаньоном у его законнорожденного сына. На мне отрабатывались удары в фехтовании, я сидел с этим недорослем за партой, вдохновляя его на учебу. Я был партнером в его играх и забавах. Правда, остальные науки я осваивал сам, понимая, что это его светлость может не учиться – у него итак все будет хорошо, а мне все в жизни может пригодиться. Так говорила мне моя мать. Теперь вы ответьте.
– Вызнаете, у нас с вами похожие истории. Только, мой отец – барон, мама родами умерла. Барон взял меня в компаньонки к своей дочери. А родилась я в Лидии.
– И-и-и?
– Что?
– Как проходило ваше детство?
Так подробно мы с Деми мою биографию не прорабатывали, поэтому я не нашла ничего лучшего, как закатить глаза и произнести:
– Ну, точь-в-точь, как и у вас.
– Хорошо. А где вы учились играть?
Эти зеленые глаза проникновенно смотрели мне в душу. В это время слуга принес два бокала вина. Я поспешно схватила свой и сразу сделала большой глоток. Спокойно, Диана, спокойно. Я думаю, что он просто клюнул на прелести Селены. Мой бюст задорно покачивался, глаза горели, румянец румянил. Я вспомнила:
– Сначала вы.
Он опустил свою красивую темную голову, вздохнул и продолжил:
– У отца, у графа Эллой, был свой театр. Я начал играть еще в детстве, у меня большой опыт.
У меня лихорадочно заработала мысль. Сказать, что и у барона был свой театр я не смогу. Или смогу? Можно это проверить? Я отпила еще глоток, вспоминая свою тетку. А что, в сложном разговоре алкоголь помогает.
– У меня все проще.
Я вспомнила театр в Лидии, куда мы ходили с Хельмутом. И моя мысль оформилась.
– Барон очень любил посещать театр и всегда брал нас с собой – свою дочь и меня.
– Барон показывал вас, незаконнорожденную дочь, обществу?
– Конечно, нет. Я была полукомпаньонкой – полуслужанкой у Керр – его законной дочери. Все представления я смотрела из-за ее кресла.
– Ну, а играть где учились? Не может быть, чтобы это умение упало на вас сверху. Талант надо поддерживать и развивать.
И тут на меня снизошло вдохновение. Я вспомнила происшествие, которое произошло, когда я жила в Лидии. Там одна актриса, мадам Бюи, покончила жизнь самоубийством. И я начала вдохновенно врать:
– У барона,– начала я,– была любовница-мадам Бюи, она актриса, и частенько «гостила», – я выразительно посмотрела на Финка,– у него в поместье. Она и научила меня играть. А когда барон и его дочь погибли в пожаре, она тоже не смогла жить и покончила с собой.
Все вроде получилось складно. Я посмотрела на Финка. Он, откинувшись на спинку кресла, вытянув свои длинные ноги, смотрел на меня с восхищением. Я даже возгордилась… О-го-го, как я врать– то умею! И ведь сама придумала. Оказалось, это его восхищение относится к внешности Селены, потому что он встряхнул головой, как бы отгоняя наваждение, и воскликнул: