На сей раз всё прошло без конфликтов. На плакатах – никакой нелояльности: «Да здравствует Керенский!», «Граждане, поддержите фронт!», «Долой друзей Германии!» (прозрачный намек на большевиков и на историю с их проездом через Германию в пломбированном вагоне). Манифестация прошла по Владимирской, Фундуклеевской, Крещатику, Александровской к Лавре. В разных местах представители военного союза произносили речи, призывая отдать все силы «для последнего решительного удара, который должен спасти Россию». Но масштаб манифестации оказался весьма скромным308.

Скромными были и промежуточные результаты «наступления Керенского». Наступление 7-й и 11-й армий на Львов, начавшееся 18 июня (1 июля), остановилось уже через два дня. Солдаты стали митинговать, обсуждать приказы, и выдумывать всевозможные предлоги для неподчинения…

24 июня (7 июля) полковник Оберучев издал приказ по Киевскому военному округу, в котором отметил, что «под теми или иными предлогами не выполняются распоряжения об отправке маршевых рот и эшелонов» (на фронт). Приказ, однако, не предусматривал никаких наказаний за уклонение от отправки на фронт – заявлялось только, что такие уклонения «являются изменой делу защиты родины и свободы»309. Заявления подобного рода не имели большого эффекта. Солдаты перестали видеть в своем начальстве авторитет. Через день или два Оберучев увидел, как на Царской площади солдаты с винтовками в руках врываются в трамвайный вагон, оттесняя публику и захватывая места (платить за проезд солдаты и не думали, хотя по правилам должны были платить по половинному тарифу). Он остановил свой автомобиль, подошел к вагону, подозвал солдат и приказал им построиться, что те нехотя исполнили. Когда же Оберучев обратился к солдатам, призвав их к порядку, один из солдат воспринял эти слова как оскорбление, и из толпы солдат раздались крики «Арестовать!»… До расправы не дошло. «Обращаю внимание на такое отношение солдат к своему командующему войсками», – только и заявил командующий военным округом полковник Оберучев в своем приказе по этому поводу310…

При подобном положении дел с дисциплиной шансов на успех наступления не было. Временное правительство рисковало лишиться доверия к себе. Отсутствие же согласия с украинским движением грозило дополнительными осложнениями. Кроме того, правительство оказалось под давлением из своей же столицы. 22 июня (5 июля) на Всероссийском съезде Советов была принята резолюция, в которой съезд обещал «революционной демократии Украины свою полную поддержку в деле осуществления демократической автономии Украины» и предлагал «Временному Правительству войти в соглашение с органами украинской революционной демократии <…> для удовлетворения национальных потребностей украинского народа». В то же время и сами министры-социалисты, члены Временного Правительства, поставили вопрос о ликвидации украинского конфликта путем соглашения с Центральной Радой. В результате, сразу же по окончании петроградского съезда Советов, 26 июня (9 июля), правительство приняло решение послать в Киев представительную делегацию. На следующий день министр почт и телеграфов Ираклий Церетели, министр иностранных дел Михаил Терещенко и министр путей сообщения Николай Некрасов выехали из Петрограда, и уже 28 июня (11 июля) были в Киеве. Керенский должен был приехать в Киев вместе с коллегами, но был срочно вызван в Минск и потому прибыл в Киев на день позже311. Любопытно, что Гольденвейзер, восхищавшийся Керенским, здесь поставил его на второе место по значимости:

В первый день делегация разделилась: Некрасов и Терещенко беседовали с представителями Совета объединенных общественных организаций и с киевскими кадетскими деятелями (Некрасов был кадетом, Терещенко – крупным предпринимателем), Церетели – с представителями украинских социалистических партий и Советов рабочих и солдатских депутатов. На следующий день, 29 июня (12 июля), делегация вместе с приехавшим утром Керенским отправилась в Педагогический музей для официальных переговоров с Центральной Радой. С украинской стороны в переговорах участвовали Грушевский, Винниченко и Петлюра. Переговоры проходили на нижнем этаже здания, одновременно с заседанием Центральной Рады в большом зале. Грушевский так описывал эту встречу:

Церетели, со своей стороны, вспоминал, что все трое украинских представителей четко высказывались в пользу автономии, но не отделения от России. Винниченко: «За двести с лишним лет совместного существования в пределах одного государства украинский народ свыкся с русским народом и его бытом и считает свою государственную связь с ним чем-то естественным. Он боролся со старым режимом не для отделения от России, а для того, чтобы добиться достойного существования внутри России. А с момента революции даже крайние сепаратистские группы почувствовали невозможность проповедовать украинскому народу отделение от России». Грушевский (как утверждал Церетели, «он с трудом говорил по-русски и постоянно перемежал свою речь украинскими выражениями»): «[Я] понимаю желание украинского народа не разрывать государственной связи с русским народом и с остальными народами России, ибо установление в пределах российской федеративной республики национально-территориальной автономии Украины даст украинскому народу возможность сочетать преимущества полной внутренней национальной свободы с преимуществами участия в жизни большого государства, с его международным влиянием и неисчерпаемыми ресурсами всестороннего прогресса для каждого из входящих в него народов». Петлюра прибег к любопытному сравнению: «Наши сепаратисты, – говорил он, – играют в Раде приблизительно такую роль, какую большевики играют в российских организациях: они очень шумливы, но влияние их ограничено. Мне и Винниченко они время от времени посылают письменные угрозы убить нас за измену национальному делу Украины».

Найти компромиссное решение оказалось несложно. Обе стороны понимали, что согласие в их интересах. Остановились, в общих чертах, на следующем: временно признать территорией украинского краевого управления девять губерний (таким образом de facto согласившись на автономию Украины); в дальнейшем эта территория могла бы быть изменена в соответствии с желанием населения, выраженным на всеобщих свободных выборах314.

После переговоров с представителями Центральной Рады, проходивших за закрытыми дверями, Церетели и Терещенко около 10 часов вечера прибыли во дворец (Некрасов по окончании переговоров уехал из Киева). К 10 1/2 часам приехал Керенский, которого традиционно встречала огромная толпа. Военный министр поднялся на балкон и произнес приветственную речь. В 11 часов началось объединенное заседание исполнительных комитетов с участием трех министров. Открыл заседание Доротов, затем выступили Незлобин и Таск. Первым из гостей произнес речь Церетели, рассказавший о достигнутом соглашении и о предстоящей подготовке к осуществлению автономии Украины. Его речь вызвала бурные аплодисменты. Следующим произнес речь Керенский. По ходу выступления он предложил почтить память погибших за революцию.

Когда все снова уселись, А. Ф. Керенский продолжал:

Я видел великий подъем первого дня наступления, я видел, как под страшным свистом смерти наши товарищи и братья с кликами «да здравствуeт свобода, да здравствуeт революция» бросались в огонь…

А. Ф. Керенский сильно волнуется, нервная спазма сжимает ему горло и он не в состоянии говорить. Спустя 2–3 минуты, несколько оправившись, он продолжает:

Я видел, как падали те, кто верил в революцию. И после этого мы обязаны сделать так, чтобы эта кровь, эти жертвы не сделались жестокими и бессмысленными. <…> Великую ответственность берут на себя те, которые думают бороться с наступлением армии, и великий грех совершают те, которые это наступление своей пропагандой задерживают.