Судя по всему, к началу 1943 года борьба разведок подходила к своей кульминации. Обстановка диктовала необходимость еще более сильных ударов по вражеской агентуре.

19 апреля 1943 года Совнарком СССР принял решение о реорганизации Особых отделов в отделы контрразведки и о передаче их из системы НКВД в ведение Наркомата обороны.

Смысл этого решения состоял в том, чтобы на решающем этапе Отечественной войны объединить все дело обороны страны и обеспечение государственной безопасности войск, привлечь еще больше внимания армейского командования к работе армейских чекистов. Словом, подкрепить борьбу с вражеской агентурой всей мощью Вооруженных сил. В самом названии СМЕРШ — «Смерть шпионам» — закладывалась задача всех задач — борьба с подрывной деятельностью иностранных разведок. По всем вопросам оперативной работы нижестоящие органы подчиняются вышестоящим. Главное управление контрразведки — СМЕРШ. Вездесущие люди принесли молву, что название дал Сталин, потребовав закрыть линию фронта — сухопутную, морскую, воздушную — от проникновения вражеской агентуры в наши войска, их близкие и дальние тылы.

В новой структуре контрразведки армии создавалось наряду с другими специальное следственное отделение. Мне было предложено возглавить его. Я согласился. Тогда же меня избрали секретарем партбюро отдела контрразведки СМЕРШа 5-й Гвардейской танковой армии. Предстояло сформировать работоспособное следственное отделение из людей безусловно честных, профессионально готовых вести самостоятельно следствие и оказывать практическую помощь отделам контрразведки в танковых и механизированных корпусах, зенитной дивизии, авиационном полку, отдельных артиллерийских бригадах и в других боевых частях, входящих в армию.

Немало предстояло сделать, чтобы на партийной, товарищеской основе сплотить весь коллектив армейской контрразведки, помочь руководству сделать его способным на деле бороться против вражеской агентуры, а также внедрять наших людей в разведывательные и контрразведывательные органы противника. В общем, работы хватало.

Наша армия вошла в Степной фронт, который стоял в тылу Воронежского. Для каждого мало-мальски думающего военного, да и не только человека в шинели, было очевидно, что в недалеком будущем должно развернуться сражение на Курской дуге. Гитлеровцы могли стремиться к тому, чтобы взять реванш за Сталинград и снова переломить ход войны на Восточном фронте в свою пользу. Нам, естественно, нужна была победа на Курской дуге для того, чтобы перемолоть фашистские дивизии в боях и погнать их, как говорится, без оглядки, на Запад, и там прикончить этого бешеного зверя.

Наша армия представляла внушительную военную ударную силу. В ее состав входили 3-й Гвардейский Котельниковский танковый корпус, 18-й танковый корпус, 5-й Гвардейский Зимовниковский механизированный корпус, две артиллерийские бригады Резерва Главного командования, зенитная дивизия, мотоциклетный полк, полк самолетов У-2 и др. Вся армия «сидела» на автомашинах — могла мобильно маневрировать в ходе боевых операций. Командовал Степным резервным фронтом Иван Степанович Конев. Конечно, тогда командующий фронтом был весьма и весьма далек от капитана контрразведки, но время эту дистанцию сократит и сведет нас к общему в судьбах, о чем позже.

В последних числах июня к нам приехал Красноармейский ансамбль песни и пляски Юго-Западного фронта. Концерт состоялся под вечер на лесной поляне, где на скорую руку была сооружена эстрадная площадка, а зрители размещались на полукружье естественного амфитеатра. Концерт проходил с большим успехом. Общее настроение было праздничным.

И тут, после того как ансамбль исполнил песню, рассказывающую о споре двух солдат — чей генерал лучше, наш командующий и попросил еще раз спеть эту песню. Конечно, ансамбль исполнил просьбу. Смолкли аплодисменты. Снова встал со скамьи Павел Алексеевич и опять попросил повторить песню о том, чей генерал лучше. Ансамбль и на этот раз уважил просьбу командарма. Слушатели с задором поддержали ансамбль аплодисментами, поглядывая на Ротмистрова — не захочет ли он в четвертый раз послушать полюбившуюся ему песню.

Командующий вновь поднялся со своего места, прошел вдоль рядов слушателей с опущенной головой, взошел на эстраду, снял фуражку и сказал: «Дорогие мои! Вы еще не знаете, что скоро нам предстоит вступить в тяжелые бои. Кто из нас вернется из них живым?..»

Павел Алексеевич хотел, видимо, что-то еще сказать, но замолк, снял очки, достал носовой платок, утер набежавшие на глаза слезы и пошел к своему месту. Установилась тишина. Было слышно, что где-то далеко кукует кукушка, словно отсчитывает каждому положенные ему годы жизни.

Присутствующие поднялись со своих мест. Стояли и молчали, словно ожидая, что их генерал Ротмистров, лучший из других генералов, именно сейчас отдаст им боевой приказ…

Приказ командующего о выступлении армии в боевой поход поступил через несколько дней. Танковая армада двинулась к Курской дуге.

Мне довелось увидеть поле танкового сражения под Прохоровкой спустя считанные часы после того, как наши войска одолели врага в этом самом крупном танковом сражении времен Второй мировой войны.

Поле битвы слева было очерчено высокой, крутой насыпью железной дороги, связывающей Москву с югом нашей страны, справа — глубоким оврагом, поросшим мелким лиственным лесом. Поле было ровным с отлогим скатом с нашей стороны к противнику.

Здесь и схватились в смертном бою более тысячи танков с обеих сторон. Здесь была окончательно похоронена лживая легенда о непобедимости вермахта. На поле боя остались сотни искореженных танков — со сбитыми башнями, порванными гусеницами, пробитой лобовой и бортовой броней. Многие танки догорали, некоторые только дымились. День был жаркий. Безветренный. В воздухе стоял приторный запах горелого человеческого мяса. По полю ходили бойцы похоронной команды, подбирая трупы. Вглядываться в сохранившиеся лица погибших не было сил.