Среди нас было одно совсем еще юное создание — Тамара Качалова, работавшая машинисткой. Мы ее очень любили. Наверное, и за то, что ее присутствие облагораживало нас, не давало черстветь нашим сердцам. Среднего роста, словно тростинка, с темно-русыми на чуть откинутой назад головке волосами, спадающими на плечи, кареглазая, с четко очерченным овалом лица, она осеняла нас своей застенчивой — как будто в чем-то виновата — улыбкой, и мы, мужики, становились тоже стеснительными, казалось, более совестливыми. Тамаре шла военная форма, а еще больше — штатское платье, в котором мы ее увидели в День Победы. Однако кто из женщин-фронтовичек не мечтал надеть штатское платье?!

Наша фронтовая дружба долго длилась и после войны, а с некоторыми — Давидом Златопольским, Тамарой Качаловой — длилась до их кончины. Василий Журавлев, Александр Шарапов, Михаил Михайлов, контрразведчики из других отделений — Георгий Ермолин, Иван Сидоров, Семен Кацнельсон ушли в мир иной. Обо всех и о каждом друге-контрразведчике мне хочется рассказать тогда, когда сердце мое мне это подскажет.

Долг памяти. Ведь мы прошли вместе — плечом к плечу — по дорогам войны с марта 1943 года по май 1945 года. Тысячи километров остались за нами. Все, что было на этом пути, было прожито и пережито вместе, сообща. Мы сверстники. Боль каждого была болью всех. Радость одного становилась общей радостью. Так было. Сердечная дружба при высочайшей ответственности за порученное дело. Работа без каких бы то ни было понуканий. Товарищеское обращение, когда требовало дело, звучало как приказ. Большая помощь оказывалась нами коллегам-следователям в боевых соединениях, входящих в состав армии. И не только им, но и руководителям отделов СМЕРШ этих соединений. Я гордился своим отделением. К нам тянулись товарищи из других подразделений армейской контрразведки. Мы радовались этому, ибо росла и крепла дружба всего отряда контрразведчиков. В нашем партийном коллективе не удерживались себялюбцы и карьеристы, которых, к счастью, можно было пересчитать по пальцам одной руки.

Партийная работа помогала слаженности коллектива, утверждению в нем чувства товарищества и взаимопомощи. После того как каждый из нас более или менее притерся друг к другу, партийные собрания стали проходить оживленно. Без оглядки говорили о недостатках, о своих промахах и не забывали о положительных фактах. В меру оперативной дозволенности делились своими суждениями по текущим и перспективным делам.

С общего, естественно, согласия у нас вошло в практику поочередное выступление коммунистов с докладами, политинформациями, беседами по текущему моменту, по международным делам. Первое смущение и стеснение докладчиков прошло довольно быстро — все свои. На смену им явилась соревновательность — а я не хуже тебя сделаю доклад, проведу беседу!

Отличался у нас по части бесед старший следователь Василий Романович Журавлев, которого на этом поприще обошел после прихода на работу из корпуса в армию Давид Златопольский. Василий Романович был родом из Череповца, тогда еще маленького русского городка с тихим медленным течением жизни, геранью на окнах, городка, где каждый обо всех все знает. Он был старше меня года на два. Среднего роста, эдакий крепыш с хорошо развитой мускулатурой. До работы в органах госбезопасности и окончания спецшколы НКВД он трудился на лесоразработках в бескрайних вологодских лесах.

Василий Романович любил вспоминать байки про Петра I. Ехал как-то великий царь из Петербурга в Москву, ехал-ехал и уперся в стену вологодского леса. Посмотрел, посмотрел и приказывает своим провожатым поворачивать: «То — тьма!» — и указал на стоящий перед ним лес. С тех пор места эти получили название «Тотьма», и район так зовется. Или: поехал как-то царь Петр по Вологодчине. Притомился. Сбросил с себя парчовый кафтан на землю и улегся. Спит и чует, что кто-то из-под него кафтан вытягивает. Проснулся, увидел виноватых и говорит им: «Вы тигры». Вот отсюда и идет название района — «Вытегра».

Василий Романович обладал завидным трудолюбием. Над некоторыми следственными делами работал с увлечением, добивался безусловной документации фактов, составляющих суть совершенные подследственными преступлений. Отношения с ними устанавливал спокойные, без нервных встрясок, допрашивал умело. В протоколах допроса, составленных Журавлевым, ощущался характер подследственного, даже его лексика. Он не любил, как некоторые следователи, стилизовать протоколы допроса.

Василий Романович в дружбе был крепок. Я знал, что в трудных обстоятельствах всегда могу опереться на его поддержку. Он был женат. Его супруга Шурочка жила вместе с престарелой матерью Василия Романовича. Домой он часто писал длинные письма. Написав очередное письмо, с удовольствием сообщал: «Вот я и поговорил со своими». Василий Романович Журавлев закончил войну в звании гвардии капитана, отмечен орденами Отечественной войны II степени, Красной Звезды и медалями. Его вклад в борьбу с вражеской агентурой несомненен. Может показаться, что слово «вклад» в данном случае неуместно, завышает оценку работы в конечном счете рядового работника. Но именно на таких работниках, как Журавлев, держалась контрразведка с ее несомненными успехами.

Начальнику военной контрразведки абвера генералу Бентивеньи незачем было делать заявление о том, что советская контрразведка и разведка брали верх над гитлеровской. В своих оценках успехов советских разведывательных и контрразведывательных органов он не учитывал важнейшего фактора — постоянную, вполне осознанную помощь народа, — солдат и офицеров действующей армии.

Возглавлял отдел СМЕРШ нашей 5-й Гвардейской танковой армии гвардии полковник Фролов Алексей Федорович. Он, как правило, не спускался с высот, связанных с деятельностью Военного совета армии. И это было понятно. Его замы — гвардии подполковники Сагалов и Рощупкин строили свои отношения с подчиненными на основе товарищеского уважения и доверия к ним. Они и на работе, и на отдыхе были вместе с нами. Мы ценили эти добрые отношения, остались и после войны в крепкой мужской, фронтовой дружбе.

Советская многонациональная литература о минувшей большой войне справедливо воспевает фронтовое братство, истинное товарищество солдата, офицера, генерала, маршала.

Защита социалистического отечества формировала у нашего поколения осознание величайшей ценности — правды. Она выражалась в чеканной формуле: «Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!» Перед этой правдой любые ценности мирной жизни тускнели. Поколение жило борьбой за свободу отечества. Эта борьба питалась, множилась, крепла совестью. Мы, участники Великой Отечественной, помнили идущий от поколения к поколению еще издревле завет: «Лучше на родной земле лечь, чем на чужбине в почете быть».