В перерывах между уборкой (и готовкой пищи — у бабушки всегда было, что поесть, правда, в основном с мясом, так что Захару приходилось или специально заказывать у неё вегетарианские блюда, или ходить за салатами в ближайший супермаркет «Сотка») бабушка разгадывала кроссворды. Причём обязательно только кроссворды (а также кейворды, сканворды и иже с ними) — она никогда не покупала, например, судоку, или не играла в шахматы. А вечер отводился у неё целиком под просмотр телевизора. Иногда, раз в один-два дня, она выбиралась из дома выкинуть мусор, зайти за продуктами и сходить на озеро. Озеро, в котором когда-то давно, ещё до рождения Захара, купались, а теперь оно было слишком грязным, располагалось в одной остановке от бабушкиного дома. Туда она ходила, чтобы несколько раз обойти вокруг озера, и называла это здоровый образ жизни. Иногда она ещё совершала символический пятнадцатиминутный моцион в парке у подъезда.

Раньше, когда Захар давал бабушке почитать какие-то книги, а она через два месяца даже не открывала первую страницу, объясняя тем, что у неё не было времени, Захар не понимал, почему, и чем она так занята. Теперь он понял. Её существование чем-то походило на быт главного героя романа Гончарова «Обломов». Столько лет прошло с момента появления этой замечательной книги, а воз и поныне там.

— Ну всё, — сказал Захар одним постылым утром. — Я больше не могу. Я сейчас вызову такси, собираю вещи и уезжаю. Хватит с меня. Устал.

Гордеев каждой клеточкой чувствовал, как эта регрессивная среда его отторгает, и понимал, что ещё чуть-чуть — и он вспыхнет. Сорвётся и натворит что-то непоправимое. «Нет, — подумал Захар. — Я не шагну за эту черту. Конечно, нет».

— Ну и выметайся, — пробурчала бабушка, — и чтобы ноги твоей здесь больше не было!

— Ах, чтобы ноги моей здесь не было?! — закричал Захар и с размаху швырнул тарелку с супом в кафельную стену.

Тарелка разлетелась на осколки, и суп разбрызгался по всей кухне. Бабушка ахнула, схватилась за голову и запричитала:

— Ах ты, дрянь такая! А ну-ка пошёл отсюда!

Захар пнул ногой табуретку, на которой только что сидел, и вышел из кухни. Внутри клокотала ярость, вены на руках набухли. Он позвонил в такси и заказал машину на ближайшее время, после чего стал одеваться. Злость немного отхлынула, и в голове воцарилась холодная всасывающая пустота.

Когда Захар перетаскал все вещи в машину, и собирался выйти из прихожей в последний раз, бабушка не вышла его проводить, а осталась сидеть в кресле в комнате.

— Эй, — позвал он её. Бабушка не отозвалась. — Я тут положу немного денег на тумбочке, это за еду, за то время, что я у тебя жил, пополам, как мы и договаривались. Может, здесь не ровно половина, но приблизительно.

В комнате послышалось движение, бабушка поднялась с кресла и вышла к нему с заплаканным лицом.

— Возьми вот это, — она протянула ему маленький цилиндрический флакончик. — Это перцовый баллончик, мне мама давала, после того случая с соседской овчаркой. Хоть я, конечно, и не люблю Феврального, и ты не прав, что занимаешься агитацией за него, но на всякий случай бери. А то мало ли придурков, которым лишь бы руками помахать.

— А как же ты? — спросил Захар, убирая баллончик в карман.

— Да я всё равно его не брала с собой, — честно призналась бабушка. — Как-то вот не привыкла носить, так он у меня полгода и простоял в тумбочке. В общем, забирай, тебе нужнее, для самозащиты.

— Спасибо, — искренне сказал Захар.

— И ладно уж, так и быть, деньги оставь себе, — сказала бабушка. — Тебе они ещё пригодятся.

— Нет, деньги твои, — ответил Захар. — Уговор есть уговор. А если мне срочно понадобится, я лучше потом приду и попрошу в долг.

Когда Захар перевёз все вещи на городскую квартиру на Светланской и рассчитался с водителем, он написал маме сообщение в «Телеграмме», что какое-то время поживёт у них на квартире. Мама, так как это было утром (бабушка вставала в шесть), как раз ехала на работу, и по пути заехала на квартиру (та находилась совсем недалеко от её работы). Поднявшись, она отдала Захару домашний гороховый суп в контейнерах и сказала, что бабушка, вся расстроенная, минут пятнадцать назад ей звонила и жаловалась на Захара. Захар объяснил, почему жить у бабушки больше невыносимо.

— Честно сказать, я тебя понимаю, — сказала мама. — Я вообще удивилась, что ты дольше нескольких дней у неё прожил, и всё было спокойно. Зная про то, какие у вас разные взгляды… Я думала, вы будете на ножах.

— Да это я виноват, — сказал Захар.

— В чём ты-то виноват? — удивилась мама.

— Я вышел из себя, — сказал Захар. — Напугал бабушку.

Захар вспомнил своего друга Сергея, который всегда был спокойным и невозмутимым, никогда не повышал тон, и лишь за счёт огромного кругозора и силы убеждения мог одержать победу в любом споре. Гордееву стало стыдно за своё поведение.