Шрифт:
В первый раз Твиди и Туркан столкнулись с темной стороной нового режима, когда увидели, как на улице группа нацистов била ногами лежавшего коммуниста. «Мы до смерти перепугались и убежали так быстро, как могли, после чего с облегчением услышали звук захлопывающихся за нами дверей отеля», – писал Твиди. Так друзья подтвердили слова другого британца, который сказал: «Страх из всех нас сделал трусов» [264] .
Никто не удивился успехам нацистов на выборах 5 марта. Твиди выслушал результаты по радио в забитом людьми вестибюле отеля: «Не было ни возбуждения, ни аплодисментов. Гитлер победил, и дело с концом». Однако Твиди не ожидал, что перемены в стране начнутся так быстро: «Выборы полностью изменили Германию изнутри и снаружи. Это была совершенно другая страна, не та, в которую мы приехали месяц назад. Нацисты переплюнули всех фашистов». Спустя два дня друзья уехали из Берлина, радуясь, что избежали беспорядков после выборов.
264
Harold Picton, From Republican to Nazi Germany (Letchworth, 1938), p. 175.
Точно так же, как и другие иностранцы, Твиди был сбит с толку. Ему многое не нравилось в нацистском режиме, но, может быть, он относился к сторонникам Гитлера слишком критично? Действительно, иногда он впадает в «истеричное безумие», но ведь все великие деяния совершали эксцентрики. На протяжении нескольких последующих недель Твиди беседовал с огромным количеством людей самых разных социальных слоев и профессий. Многие немцы были враждебно настроены к Гитлеру, многих, наоборот, вдохновляла его новая «вера», «живая, многообещающая и непоколебимая. Она ломала социальные барьеры, побуждала к действию и предлагала людям красивые зрелища». По сути, речь шла о новой религии.
Так как здание Рейхстага сгорело, 21 марта [265] парламент собрался в Потсдамской гарнизонной церкви, где был захоронен Фридрих Великий. На первом заседании присутствовало много иностранных дипломатов. «Нас разместили на галерее напротив кресла президента, – писала леди Рамболд, – откуда мы прекрасно видели и слышали. Должна отметить, что организация была идеальной, никакой суеты, все в соответствии с временным регламентом». За пустым креслом императора сидел крон-принц, а в галерее выше разместились старые генералы и адмиралы – «ряды серых мундиров с наградами». В церкви собралось много штурмовиков СА в коричневых рубашках. Леди Рамболд писала, что «Гитлер в тот день был очень похож на Чарли Чаплина [картина «Великий диктатор» появилась только в 1940 г.]. Он сидел на краешке кресла, маленький и жалкий в своем черном фраке» [266] [267] . В тот вечер состоялось очередное массовое факельное шествие, из-за которого посол с женой чуть не опоздали в оперу на «Нюрнбергских мейстерзингеров».
265
В Потсдаме рейхстаг собрался не из-за пожара. В этот день в 1871 г. был открыт первый немецкий рейхстаг. Такая дата была выбрана для того, чтобы продемонстрировать преемственность новой власти со старой прусской традицией. Здание же рейхстага не восстанавливали, депутаты заседали в здании берлинской Кролль-Опера.
266
По традиции, если военные были в парадной униформе, гражданские чины обязаны были надевать фрак.
267
Lady Rumbold to her mother, 22 March 1933.
К тому времени Твиди и Туркан доехали до «милейшего средневекового городка» Йены. Они остановились в гостинице («очень похожей на «Красного льва» в Кембридже»), в которой собрались сторонники нацистов, чтобы отметить открытие сессии Рейхстага: «Люди веселились. Все накачивались пивом. На лицах пожилых женщин было мечтательное выражение. Они вспоминали старые добрые времена, которые теперь могут вернуться. Много студентов, семьи в полном составе и даже одна девушка, одетая в подобие нацисткой униформы. Было ужасно шумно, но очень весело. Царила дружеская атмосфера».
Через два дня, 24 марта, Гинденбург подписал «Закон о чрезвычайных полномочиях», предоставлявший полный карт-бланш диктатору. С этого дня Рейхстаг фактически был упразднен, и последняя искра демократии погасла.
После выборов наступила неожиданно теплая погода. «Гитлеровская погода», – отметила жена швейцара дома, в котором жил Ишервуд. Все улицы Берлина были украшены флагами со свастиками. Ишервуд писал, что стало опасно не вывешивать на дома такие флаги. Было опасно также не уступать дорогу нацистам в форме или отказываться сделать пожертвование, за которым нацисты приходили в кинозалы и рестораны, гремя своими банками для сбора денег. Невозможно было спрятаться от речей Гитлера и Геббельса, которые передавали по установленным в городе громкоговорителям – Deutschland erwacht [Проснись, Германия].
Вскоре начали исчезать гей-бары. Молодые люди поумнее ушли в подполье, а «наиболее глупые бегали по городу, восторгаясь тем, как выглядят штурмовики в своих униформах» [268] . Всем [269] было известно о нетрадиционной сексуальной ориентации главы СА Эрнста Рема, поэтому наиболее оптимистично настроенные гомосексуалисты решили, что их время пришло. Но в течение нескольких недель сотни геев были убиты или арестованы («для их собственной безопасности»). Гомосексуалистов стали отправлять в концентрационный лагерь в Дахау.
268
Christopher and His Kind, pp. 96, 98.
269
Это сильное преувеличение, о сексуальных предпочтениях Рема заговорили задним числом – после его убийства для большей его дискредитации.
Еще в более критическом положении находились евреи. Утром 1 апреля штурмовики по всей Германии заняли позиции перед входами в магазины, которыми владели евреи, не пуская в них покупателей. Штурмовики держали плакаты с надписью «Проснись, Германия…» За день до этого Твиди заправлял свою машину недалеко от Лейпцига и увидел, что к соседней бензоколонке подъехал грузовик, забитый домашним скарбом. Твиди разговорился с водителем грузовика. Оказалось, что тот вместе со своей женой отправлялся в Швейцарию. Это были «евреи в бегах». Раньше супружеская пара владела магазином, однако после нескольких месяцев запугиваний муж и жена решили с убытком продать его и покинуть страну. История этих евреев показалась тогда Твиди «странной, но красноречивой». Он не знал, что вскоре подобные истории будут происходить повсеместно.
К тому времени корреспондент уже достаточно долго пробыл в Германии, чтобы понять, что в этой стране «песенка евреев спета». Прослушав по радио подробное описание бойкота еврейских магазинов, он подумал: «Это один из тех немногих моментов, когда я жалею евреев». В общей сложности Твиди провел в Германии менее месяца, но понял все, что происходило в стране, настолько хорошо, что перед пересечением границы и предоставлением своих вещей для досмотра вымарал все фамилии людей, упомянутых в его дневнике.