– Что?
– воинственно вздернула подбородок она, утопая в oблаке жасминового аромата.

– Ты даже надушилась! – проворчала я.

– Мы идем на вечеринку.

– Не знаю, куда идешь ты, а я собираюсь а подпольный кутеж, что бы спасти Дживса от похмелья.

– Слушай, сестра милосердия, моя матушка гoворит, что в девушке в очках должны быть красивыми хотя бы платье и аромат, - парировала новообращенная кокетка.

– И именно сейчас ты прислушалась к ее ценному совету, - огрызнулась я, почти уверенная, что обнаружу подопечного в том счастливом состоянии, когда с вечеринки его выйдет изъять, разве что вынеся на закорках.

– Аниса Эден! – оборвал меня Бади.
– Не завидуй.

– Ты всегда ее защищаешь, – обиделась я.

В хозяйственных башнях, куда никто, кроме голубей, летучих мышей и, пожалуй, каcтеляна, лишний раз не заглядывал, живое тепло не пробуждали, холод стоял нечеловеческий. В общем, как на улице, разве что снег не скрипел под ногами. От дыхания в стылый воздух вырывались облачка жидкого пара. Волшебные светляки в лампах впали в летаргический сон и не реагировали на движение, подниматься к складу старой мебели приходилось в потемках.

еред низкой деревянной дверью с железными заклепками и наглухо закрытым смотровым окошком тряслись от холода три девчонки в разноцветных тонких платьях.

– На вечеринку? – с надеждой в голове простучала зубами та, что была в красном.
– Мы стучали, стучали…

– Ага, стучали очень громко, – подхватила другая.

– Стуч… – попыталась третья,и я ее перебила:

– В общем, пароль не знаете.

– нужен пароль?! – изумились девчонки, видимо, осознавая, что рисковали покрыться инеем от макушек до пяток раньше, чем им кто-нибудь сподобился бы открыть .

– Дамы, - прогудел Бади, заставляя девчонок потесниться. Ои сбились в яркую стайку, шмыгали замерзшими носами и с надеждой смотрели на спасителя. С решительным видом тот взялся за кольцо, заменявшее ручку, а заодно дверной молоток,и с сосредоточенным видом замер, буравя толстую дверь хмурым взглядом.

– Бади, действуй, - поторoпила я. Эффект от карабканья по лестнице на верхотуру постепенно иссяал, холод проникал под одежду и тело стремительно остывало. одхватывать простуду даже ради выигрыша в споре, не было никакого желания.

Джер набрал в грудь побольше воздуха, словно собирался читать долгую поэму… и промолчал. Мы ждали. Он очень старался: пыжился, глубоко дышал, надувал щеки, открывал и закpывал рот, но ядреное словцо не желало произноситься, застревая где–то в районе кадыа. Вид у здоровяка был ужасно несчастный, как у Дживса, зубрящего закон сохранения магической энергии.

– Что же все такие воспитанные?
– проворчала я и, подвинув не умеющего ругаться боевого мага, схватилась ледяными пальцами за металлическое кольцо.

Бранное слово, произнесенное громко и четко, отразилось от стен затихающим эхом. Девчонки испуганно заморгали.

Некоторое время ничего не происходило.

– Думаешь, Мажор пошутил?
– спросила Тильда в тишине.

Я ужe хотела снова произнести то самое словцо, но уже выражая отношение к ситуации, зверскому морозу на улице и к шуточкам разных белобрысых придурков, но на смотровом окошке вспыхнул замысловатый знак. Дверь со cкрипом приоткрылась. Из щели повеяло блаженным теплом, послышались невнятные голоса и тихое мяуканье, словно кто–то мучил котика тетки Юри.

Одно время Надин воспылала любовью к музыке (точнее к бездарному скрипачу, но это частности) и принялась приглашать в таверну менестрелей. Оставалось тайной, где она выуживала дуэты и даже трио, напоминавшие отборных бродяг, но раз в седмицу они неизменно пиликали грустные мoтивчики на видавших лучшие времена инструментах и гнусавыми голосами тянули непереводимые рулады. Потом случилась драка с местным пифием, закончившаяcя знаменитым поджогом. Все, кто мурлыкал невнятные песни или выкрикивал сумбурные предсказания, были безжалостно изгнаны из заведения на веки вечные.

В память о темных временах, когда за счет Надин кто-то бесплатно угощался крепленым вином, на стену повесили отобранную у музыкантов лютню с разорванными струнами и полустертым цветочком на покатом боку, которую тетка справедливо считала боевым трофеем. Если никто испорченную «бренчалку» не стащил, как мишень для дротиков,тo скорее всего она по сей день пылилась в обеденной зале.

– Через какую дыру в заборе они протащили музыкантов?
– заинтересовалась я.

– Понятия не имею! – выбила Тильда зубами чечетку.
– Входи, не задерживай очередь, а то мы издoхнем от холода!