– Георгием его кличут, – прощебетала на ухо княжне Хвостовна.

В четвёртый раз сошлись в схватке ратники. Первым ударил Ивещей. Бил вроде бы наверняка, что было силы, но угр ускользнул, ловко извернулся, наклонился набок, одними ногами держась за круп коня, а затем вдруг резко поднял туловище, выпрямился, да и вышиб немного ошарашенного боярина из седла. Грузно, как мешок, рухнул Ивещей в пыль. Кусая от досады уста, чуя, как шумит одобрительно толпа, радуясь успеху его соперника, поспешил он покинуть поле, шатаясь от усталости и боли в спине.

«Мальчишка проклятый! Украл победу у меня! – стучала в голове боярина злая мысль. – Ничего, ещё поквитаемся!»

Предслава, как увидела, что Ивещей упал, не выдержала и громко захлопала в ладоши.

– Молодец! – услышала она громкий голос отца.

Георгий спустился с коня наземь, младший брат-подросток Моисей взял под уздцы огненно-рыжего ливийца[135], а победитель, сняв шелом, поклонился в пояс князю и всем собравшимся вокруг людям. Бывалые ратники похлопывали его по плечу, хвалили, Георгий в ответ вымученно улыбался.

– Надлежит тебе, добр молодец, выбрать жёнку иль девицу, коя тебе на голову венец водрузит, яко самому сильному и ловкому, – заключил Владимир.

Угр не раздумывал, казалось, ни единого мгновения. Твёрдым и быстрым шагом приблизился он к ахнувшей от неожиданности Предславе и преклонил перед ней колена.

– Краше тебя, светлая княжна, нет здесь ни единой девицы али жены. Будь царицей ристания! – промолвил Георгий.

Дрожащими от нахлынувшей в душу радости руками Предслава водрузила золочёный венец из листьев на голову победителя. Когда коснулись её длани чёрных вьющихся волос Георгия, овладело княжной неведомое ей ранее чувство, едва не лишилась она сознания, но удержалась. Стояла, сдерживала слёзы, слыша, как за спиной горестно вздохнула Хвостовна (не её выбрали в царицы), а одна пожилая боярыня изрекла тихо:

– Экие они оба красавцы! Вот пара бы была!

…Потом был сухой весенний вечер. У окоёма[136] в темнеющем небе одна за другой вспыхивали зарницы. Внезапно в распахнутое окно девичьей светлицы, напугав княжну, влез младший брат Георгия, Моисей. Этот был взят князем в отроки и на пирах разливал из ендов[137] вино.

– Княжна. К тебе я… Брат мой, Георгий, просит, чтобы ты, как смеркается, во двор сошла б. В саду, под липами, ждать тебя будет.

Заколотилось отчаянно девичье сердце, уронила Предслава на пол Евангелие в тяжёлом окладе, полыхнули вмиг багрянцем её щёчки.

Помолчав немного, сказала, сурово сдвинув брови:

– Как же я приду? Тут вон евнух Никодим бабинец сторожит. Да и мамка Алёна не дозволит.

– Евнуха я мёдом напоил, храпит до утра без задних ног. А мамке твоей я зубы заговорю, – не смутившись, ответил Моисей.

Предслава, взглянув на его хитроватое, по-девичьи красивое лицо, не выдержала и прыснула в кулачок от смеха.

– Проказник! – Она легонько ущипнула отрока за локоть.

«Моисей – он на девку смахивает. Мой Георгий – более мужественный», – подумала княжна и вдруг сама себе удивилась. Почему она так сказала самой себе в мыслях: «Мой Георгий»?

…Они долго молчали, сидя под раскидистыми липами. Предслава вспоминала, как когда-то она на этом месте познакомилась с Позвиздом и Златогоркой. Как же это было давно! И не верится даже, что было.

– Княжна! – начал угр. – Скрывать не стану, люба ты мне, красна девица. Вельми сильно люблю тебя.

– И ты мне люб такожде, Георгий, – коротко ответила Предслава.

– Мог бы пред отцом твоим на колени пасть, умолять, просить. Но беден я, нищ. Разве что мечом своим, в походах сумею когда богатство завоевать. Тебе же… – Он осёкся. – Тебе замуж пора. И не такой, как я, тебе нужен. Князь, или герцог, или барон хотя б. А я – простой воин. Горько мне, любая моя, тягостно. Длани цепенеют, сердце холодит от мысли, что, едва повстречав, теряю тебя навек. Но иного не вижу. Ты прости, заставил тебя прийти сюда, не удержался, высказать всё хотел. Уезжаю поутру. В Ростов, ко князю Борису. И братья мои такожде. Посылает великий князь…

Он замолчал. Заговорила Предслава:

– Понимаю тебя. Тяжко мне. Но обиды никоей нет. Ты… ты возвращайся. Я тебя ждать буду.

– Не надо меня ждать, дева добрая. Коли сыщется добрый жених, иди за него. Не судьба нам с тобою.

Георгий был постарше Предславы, всё он видел, всё понимал и клял себя, что пришёл под эти липы, что признался ей в любви. Знал же, чуял, что и она его любит.

Предслава вспыхнула.

– Раз тако мыслишь, стало быть, не любишь вовсе! – воскликнула она обиженно.

Георгий ничего не ответил. Только глянул на её лицо, освещённое на миг полыхнувшей у окоёма зарницей, прижал, притянул её к себе, впился в сладкие алые трепещущие уста. Княжна тихонько отбивалась, ударяла маленькими кулачками его по груди, размазывала по лицу слёзы. Но внезапно стихла, присмирела, поняла словно, что творится у молодца на душе, склонила ему на плечо золотистую головку.

Почти до утра сидели они под липами. С рассветом Георгий ушёл в гридницу. Они расстались, и будто что-то светлое и тёплое, согревающее душу Предславы, вмиг исчезло, рухнуло и оборвалось. Она знала точно: больше они не увидятся. И ещё знала: это горько, больно, но так – лучше.