Я разговаривала с ней, и через всё разделяющее нас расстояние чувствовала, что она сейчас испытывает: агрессия, ревность, нежелание неизбежных перемен и страх перед ними… Отражение моих собственных чувств. Яростный протест зерен, уже проворачивающихся в жерновах.

Ничего. Зато перемелется — мука будет.

Вырубив телефон, я всерьез призадумалась: что мне делать?

Пойти, упасть рядом с детьми и умереть трупом (при том, что спать банде оставалось от силы пятнадцать минут), либо запереться в ванной, и те же пятнадцать минут вволю порыдать?

Психика, она, чай, не казенная. От такого перенапряжения и кукухой недолго поехать, если не стравливать давление иногда.

Так ничего и не выбрала — просто в какой-то момент обнаружила, что сижу на полу, под стеночкой, вцепившись обеими руками в телефон, и вперив взгляд в пространство.

И ладно бы, там что-то путнее показывали — а то дверь и обувная полка.

В комнате зашлепали чьи-то босые лапки, и я вынырнула из оцепенения.

Альтеры, поджоги, Азоры… Да катись оно всё покатом. С меня хватит.

Я решительно вскочила, забросила телефон с глаз долой. В конце концов, у меня вот больничный, первый за три года. И я планировала взять от жизни всё!

— А кто-о-о сейчас будет играть с мамой в разбойников? — вопросила я, входя в комнату.

— Я, я, я! — запищали дети на три голоса, моментально просыпаясь и прыгая вокруг меня.

— А вот и нет! — я подхватила на руки Ярика, потормашила его, потрясла под заливистый хохот. — В разбойников будет играть тот, кто сейчас хорошо покушает!

Суп под такую мотивацию зашел на ура.

А дальше мы до вечера увлеченно громили квартиру.

Разбойники и индейцы, родео на диванных подушках и визг-писк до небес. И соседи, притихшие в ужасе, в ожидании, что вот-вот эта стихия вырвется на волю, за пределы квартиры, и разнесет вдребезги и пополам весь мир.

Повезло, миновало.

Перед ужином мы с детьми даже расставили всё по местам — и трехлетки добросовестно мне помогали в меру своих сил. С точки зрения порядка это, конечно, дохлый номер — после ужина они в пять минут раскурочат всё обратно, зато полчаса все были заняты созидательным трудом!

Покормила. Поиграла. Выкупала. Уложила. (25769)

На цыпочках выбралась из детской и взялась за уборку.

Вот во время уборки меня и накрыло.

Я рыдала в ванной, самозабвенно, со слезами, соплями, кусаниями кулака и беззвучными подвываниями. Выплескивала накопившуюся усталость, старх за детей, шок от новости об их происхождении, черт знает что еще. Я рыдала, размазывая по лицу горячие, горькие, соленые слезы. И, кажется, стальной капкан на сердце разжимался.

Утро пятницы началось с приготовления молочной каши и малодушных размышлений: готовить обед сейчас, или потратить это время на уборку перед возвращением Ады, а потом поступить, как мать-ехидна, и покормить семейство в городе? С одной стороны, с другой стороны…

А, ладно, за один раз материнских прав не лишают!

— Отряд, слушай мою команду! Кто кашу сейчас не съест — тот забирать Аду из больницы не поедет!

Господи, как я люблю, когда у меня есть такие удобные, весомые рычаги влияния! (И дети с отменным аппетитом).

— Какой дуть?

— Синий!

— Синие закончились!

— Желтый!

Ада предупредила вчера, что в больнице больше не останется, и если сегодня ее не отпустят домой (где без нее происходят удивительные события), она соберет вещи в котомку, и сбежит.

Сомневаться в Аделаиде Константиновне мне не приходилось: ежели их козье высочество пообещали сбежать — как пить дать, именно так и поступят. Поэтому мы готовились часам к двенадцати выдвигаться за нашей прекрасной принцессой, а пока развешивали по квартире шарики. Вчетвером: я надувала, а банда пристально следила, готовая наброситься, как только будет завязан последний узелок на ниточке. Потом они некоторое время бурно выясняли, чья сейчас очередь вешать и куда именно. Я в дискуссию не вмешивалась, отлично отдавая себе отчет, что мое дело маленькое: дуть, что сказано.

Шары по квартире распределялись причудливо.

Я усмехнулась. Антоша Цвирко считал, что я слишком уж меркантильна. И я была с ним согласна. Я люблю деньги. Я люблю свою жизнь, когда могу оплатить Адкино лечение и процедуры, не нервничая в ожидании очереди на бесплатную томографию, купить назначенные врачом лекарства, а потом легкомысленно надувать шарики с детьми к ее возвращению, потому что, несмотря на всё это, могу себе позволить сводить детей на обед в кафе.

Тот, кто говорит, что не в деньгах счастье, видимо, никогда не решал, за что заплатить: за килограмм фруктов для младших, или за лишнее занятие с репетитором для старшей.