И только тогда я поняла, чего ради были проделаны все манипуляции. Чтобы спокойно, не сдерживаясь, не боясь разбудить спящих детей… орать.

— А ты думаешь, что я знаю тебя?! — рявкнул Мир от души. — Я приехал на переговоры, а вместо этого получил кучу обвинений и такую же кучу детей от женщины, которую видел раз в жизни! Женщины, которая смотрит на меня, как на врага, и которая только и ждет от меня гадости и подлости. Я не сволочь, Лена, но я не собираюсь быть запасным вариантом, на случай, когда другой мужик просто оказался вне зоны доступа!

— Я так и знала, что все сведется к этому!

Что ж, Мирослав грозный вы наш, Радомилович, я рычать тоже умею, поверь!

— “Я хочу быть в вашей жизни!” — передразнила я. — Хочешь быть в нашей жизни или хочешь дирижировать нашей жизнью, мистер-не-запасной-вариант? Ты уж определись! Ты думаешь, я бы бросилась к тебе, если бы ты не нагородил этих всех потусторонних заморочек, от которых у меня мозг взрывается?!

— Я нагородил?!!!!!

— Ну не я же!!!

— Да ты хоть понимаешь, насколько тебе повезло, что я оказался здесь, когда у детей началась инициация?! Что бы ты делала, если бы мы не приехали?!

— Уж поверь, что-нибудь бы придумала. Три года как-то справлялась!

Мы орались самозабвенно и отчаянно, глядя друг другу в глаза и еще больше распаляясь от того, что каждый был убежден в своей правоте и не планировал пересматривать точку зрения. Эмоции мешались пополам с рациональными объяснениями, закручивались, накручивались, выплескивались…

— …я тут перед ней на задних лапках прыгаю, лишь бы не спугнуть, не обидеть лишний раз, а она жалеет, что до бывшего не дозвонилась!

— Он не бывший! — взбеленилась я.

— Настоящий? — голос Мирослава сочился ядом. — О-очень близкий друг?

— Да, друг! Но у меня с ним никогда ничего не было.

— Не дает?

Оглушительно звонкий звук пощечины. И тишина.

Обожженная ударом ладонь тут же противно заныла.

Дура ты, Ленка, ой дура…

Мирослав медленно подвигал челюстью. А потом негромко произнес с самым глубокомысленным выражением лица:

— Да, это было определенно лишнее.

Помолчал еще немного, глядя на меня — тяжело дышащую от крика, нервно сжимающую кулаки, и добавил:

— Прости.

И вот тут я, наверное, наконец-то ему поверила. Когда он просто по-человечески психанул. Когда мы оба просто и по-человечески психанули.

Я подняла руку и ласкающим жестом коснулась кончиками пальцев пострадавшей щеки. Мир дернулся отстраниться, упрямо насупившись — не нужны мне ваши жалелки — но я не позволила, прижала к горячей коже всю ладонь. Погладила, а потом скользнула ей дальше, зарываясь пальцами в густые пепельно-русые волосы.

Впервые с нашей повторной встречи я сама, первой прикасалась к нему, а не просто сдержанно (насколько получалось — сдержанно) реагировала на его прикосновения.

Полшажочка и привстать на цыпочки…

Стук в дверь вмешался дисгармонией в сердечный ритм.

— Мир, а Мир… — донесся из коридора глухой голос Всеслава, чтоб ему икалось всю оставшуюся жизнь, Всеволодовича. — Вы там ругайтесь на здоровье и дальше, только я телефон на столе оставил, брось, а?

Азор коротко рыкнул, закатил глаза и убрал руки, каким-то незаметным образом оказавшиеся на моей талии.

Талии сделалось одиноко и зябко.

Со вздохом подтянув поясок халата, я направилась следом за Мирославом, понимая, что мы сейчас все равно вернемся в наш номер.

Ох уж этот племянник! Орательное настроение — и то испортил!

— Брось в него ноутбуком, — посоветовала я прежде, чем Азор-старший открыл дверь Азору-младшему. — Если как следует постараешься, есть шанс, что больше он ничего не испортит!

Синие глаза казались почти черными, наверное поэтому Мир прикрыл их веками, спрятал сумасшествие взгляда за ресницами.

— Нет здесь его ноутбука, он с ним выскочил, — пробормотал Мир.

Надо же, а я и не заметила, когда пришла. Странно, да?

— Не ленись, сходи за своим! — назидательно заметила я Мирославу, я психанул, Радомиловичу.

Он насмешливо фыркнул в ответ, очнулся, ухватил меня за руку и потащил из сего не гостеприимного места.

Так мы и вышли из оккупированного для скандала номера: он впереди, аки ледокол, прокладывающий путь во льдах (“льды” охраны старательно делали вид, что их тут нет, и всячески старались не затруднять навигации), за ним на буксире я, маленьким, но очень гордым судном.

Славик, радостно шагнувший к своему номеру, напоролся на взгляд Мирослава, и смутился: