Шрифт:
– Не, – говорит мент. – Не могу вас пропустить. Тетка, что карточки проверяет, уже видела, что я вас остановил.
– Тут надо помнить об арбузах правосудия! – сказал Горшок, который до этого стоял молча и глядел на свою монетку.
Потом он вздохнул, присел на попу возле турникета и принялся пытаться, впрочем, безуспешно, засунуть эту свою монетку в щелку. Надо было что-то делать. Как только я это понял, мне все стало ясно, не просто ясно, а легко и свободно ясно. Не знаю, как назвать это чувство, но в будущем оно мне не раз помогало и на сцене, и в музыкальной жизни. Улыбнувшись менту, я сказал:
– Давай так. Мы выходим на улицу. И заходим второй раз, через какое-то время. Этого (Васю) мы берем под руки и ведем. Ехать нам по прямой ветке. (Не знаю почему, но слова про ветку его успокоили.) И вот если у нас и во второй раз не получится зайти внутрь просто, легко и свободно, без нареканий, тогда да, мы выйдем и уйдем навсегда. Ну, а если пройдем, то уж пройдем.
И мент согласился.
И мы собрались с силами и прошли.
Уф! Это был не легкий бой, а тяжелая битва. Но мы преодолели и этот рубеж, отделяющий нас от прекрасного. Не буду тебя утомлять рассказом о том, каких усилий нам стоил переход на другую ветку метро на Александра Невского. Не буду утомлять тебя историей о том, какой ужас мы испытали, когда, проведя чудовищное время в вагоне метро, мы услышали: «Станция метро “Маяковская”». То есть мы проехали всего одну остановку! Нет, не буду.
И вот конец. Мы вышли из метро и направились в сторону Дворцовой. Места знакомые и родные, и я думаю, они хранили нас от ненужных и неинтересных встреч. Правда, по дороге мы отдали дань традициям и еще покурили. Ты спросишь меня, откуда же мы взяли? Расскажу, чего уж там.
Бывало у меня такое, что вот идешь по Невскому, куришь папироску и вдруг понимаешь, что целая – это слишком много. Но и выбрасывать жалко. Но и ходить с таким палевом сильнопахнущим – тоже не комильфо. Тогда ты берешь, засовываешь эту пятку в целлофанку от сигарет, запаиваешь и прячешь за водосточной трубой. Там, в местах крепления, есть замечательные и удобные нычки. Или еще куда. Благо в Питере таких мест много. Это чем-то напоминает то, как белка прячет свои орешки, особенно тем, что ты запросто забываешь, что и куда спрятал. Но в этом-то и есть прелесть, всегда можно что-то найти прямо на улице. Как и в этот раз.
И вот, сделав последний рывок, мы пересекли площадь, игриво обогнули Александрийский столп и пошли в Эрмитаж. Естественно, мы пошли к главному входу в музей, поскольку после того, как мы там жили и ходили в Эрмитаж в служебную столовую, через служебный вход нас бы точно не пустили.
А на главном входе была очередь. То есть не просто очередь, а ОЧЕРЕДЬ. Большая и непоколебимая в своей неспешности. Мы с друзьями переглянулись. Внутренний Горшок уронил голову на руки и громко разрыдался: «А ведь мы были почти у цели!» Внутренний Вася включил умняка: «Может, это и была наша цель?» Внешний Горшок промолвил еле слышно, а может, и громко, просто слова, пока летели до меня по морозу, скукожились и затихли:
– Чтобы что-то началось, нужно, чтобы что-то закончилось, – и поглядел на Васю, как будто продолжая только начатый разговор.
Но я ни секунды не переживал по данному поводу. Ведь у нас была общая цель. Да и разве очередь – это помеха для друзей, которые ищут красоту?! Нет, не помеха, ты и сам это прекрасно должен понимать.
Итак, там, конечно, была очередь, но любой петербуржец знает, как в случае крайней (!) надобности ее можно обойти. Подчеркну тебе еще раз, что в остальных (не экстренных) случаях петербуржцы без очереди не лезут. Мы предпочитаем стоять в очереди в музей и осознавать свою важность. Это такой ритуал, и я не могу тебе сказать с уверенностью, ходили бы питерцы в музеи, если бы там не было очередей перед входом.
Как ты понимаешь, этот раз был экстренным. И мы ну никак не могли стоять в очереди. И это не потому, что мы не могли стоять (а мы не могли), а потому, что в очереди было много гостей столицы. И они просто по внешнему виду, не разобравшись в нашем внутреннем мире, могли составить себе неправильное представление о жителях культурной столицы России. А все петербуржцы очень заботятся и беспокоятся о том, чтобы у наших гостей сохранились только хорошие представления о нашем прекрасном, пусть и холодном зимой, как в данном случае, городе. Так вот, о способе пройти без очереди.
В кассу мы не пошли, мы пошли сразу к бабушке, которая отрывает корешки от билетов. Запоминай текст, дружище:
– Здравствуйте, какой хороший день сегодня. А вы не могли бы позвать Валентину Александровну из четвертого отряда? Скажите, что тут ее внук и принес ей то, что она просила.
Все! Имя-отчество, как и номер отряда, я придумал на ходу, да это и не важно. Вряд ли все бабушки в Эрмитаже знают друг друга по имени-отчеству. Но! Что мы имеем. К кому-то из них, бабушек, охраняющих шедевры за нищенскую зарплату, пришел внучок. И что-то принес. По ее просьбе. Врубаешься? Напомню тебе еще раз, что это метод – только (!) для крайних (!) случаев. И, естественно, никто не пойдет тебе никого звать, но и не пустить тебя будет неправильно. И что? А вот:
– Да ты иди сам, внучок, да сам ей и передай. Четвертый отряд сейчас в левом крыле, где Пикассо, найдешь? Да и посмотри вокруг по дороге, приобщись к искусству.
Итак, мы пришли и зашли. И самый первый экспонат нас накрыл прямо у начала главной лестницы. Не успели мы и шагу ступить вверх, на второй этаж, как увидели Это.
И Оно было прекрасно. На него как раз падал солнечный свет, и тысячи лучей, переламываясь в цветной наборной мозаике, давали изумительный узор. Это была как бы вещь в себе. Самодостаточная и обладающая собственным смыслом, независимо от того, наблюдает ее кто-нибудь или нет.