чего вы, кстати, не оспариваете. И сошел с ума не я, а те, кто

ввел такую политику.

– - Но что пользы в подобной политике... вернее, какую тут пользу

можно себе представить?

Через очки без оправы старый писатель посмотрел на Уиберга в

упор, прямо в глаза.

– - Всемирная Служба Контроля над народонаселением официально

существует уже десять лет, а негласно, должно быть, все

двадцать,--сказал он.--И действует она успешно: численность

населения держится теперь на одном и том же уровне. Почти все

люди верят-- им так объясняют,--что соль тут в принудительном

контроле над рождаемостью. И никто не задумывается над тем, что

для подлинной стабильности народонаселения требуется еще и точно

предсказуемая экономика. Еще об одном люди не задумываются, и

этого им уже не объясняют, больше того, сведения, которые

необходимы, чтобы прийти к такому выводу, теперь замалчиваются

даже в начальной школе: при нашем нынешнем уровне знаний можно

предопределить только число рождений; мы пока не умеем

предопределять, кто родится. Ну, то есть, уже можно заранее

определить пол ребенка, это не сложно; но не предусмотришь,

родится ли архитектор, чернорабочий или просто никчемный тупица.

А между тем при полном контроле над экономикой общество в каждый

данный период может позволить себе иметь лишь строго ограниченное

число архитекторов, чернорабочих и тупиц. И поскольку этого

нельзя достичь контролем над рождаемостью, приходится достигать

этого путем контроля над смертностью. А потому, когда у вас

образуется экономически невыгодный излишек, допустим, писателей,

вы такой излишек устраняете. Понятно, вы стараетесь устранять

самых старых; но ведь нельзя предсказать заранее, когда именно

образуется подобный излишек, а потому и возраст тех, что окажутся

самыми старыми к моменту удаления излишков, далеко не всегда

одинаков, и тут трудно установить статистическую закономерность.

Вероятно, есть еще и тактические соображения: для сокрытия истины

стараются, чтобы каждая такая смерть казалась случайной, с

остальными никак не связанной, а для этого, скорее всего,

приходится убивать и кое-кого из молодых представителей данной

профессии, а коекого из стариков оставить до поры, покуда сама

природа с ними не расправится.

И конечно, такой порядок очень упрощает задачу историка. Если

тебе известно, что при существующей системе такому-то писателю

назначено умереть примерно или даже точно в такой-то день, уже не

упустишь случая взять последнее интервью и освежить данные

некролога. Тот же или сходный предлог -- скажем, очередной визит

врача, постоянно пользующего намеченную жертву,-- может стать и

причиной смерти.

Итак, вернемся к моему самому первому вопросу, мистер Уиберг. Кто

же вы такой -- ангел смерти собственной персоной или всего лишь

его предвестник?

Наступило молчание, только вдруг затрещало пламя в камине.

Наконец Уиберг заговорил.

– - Я не могу сказать вам, основательна ли ваша догадка. Как вы

справедливо заметили в начале нашей беседы, если бы догадка эта

была верна, то, естественно, я не имел бы права ее подтвердить.

Скажу одно: я безмерно восхищен вашей откровенностью... и не

слишком ею удивлен.

Но допустим на минуту, что вы не ошибаетесь, и сделаем еще один

логический шаг. Предположим, все обстоит так, как вы говорите.

Предположим далее, что вас намечено... "устранить"... к примеру,

через год. И предположим, наконец, что я послан был всего лишь

взять у вас последнее интервью -- и ничего больше, Тогда,

пожалуй, высказав мне свои умозаключения, вы бы просто вынудили

меня вместо этого стать вашим палачом, не так ли?

– - Очень может быть,--на удивление весело согласился

Дарлинг.--Такие последствия я тоже предвидел. Я прожил богатую,

насыщенную жизнь, а теперешний мой недуг изрядно мне досаждает, и

я прекрасно знаю, что он неизлечим, стало быть, маяться годом

меньше -- не такая уж страшная потеря. С другой стороны, риск,