Шрифт:
Ничего не понимаю. Кто здесь с кем дерется?
— Что здесь происходит? — сиплым голосом выдавила я.
Немец резко повернул голову в мою сторону и пронзил недовольным взглядом.
— Ничего что бы вас могло касаться, Евгения, — вежливо и емко послал он меня на все четыре стороны.
— Что?!!!
От моего визга все разом замерли. Немец поморщился, словно лимонов объелся, Луганский тихо простонал «Женька-а-а», а Андрей неожиданно перестав выворачиваться, обернулся и расплылся в радостной улыбке.
— Я доступно объяснил, — снова раздался прокуренный голос немца, — Не лезьте не в свое дело.
От этих слов я просто полыхнула возмущением, а Андрюха обрадовался еще больше.
— Это почему это не мое! — воскликнула я, приняв воинственную позу, — Очень даже мое!
Петерман посмотрел на меня, как на припадочную. Я же ничуть не смущенная повернулась к Луганскому и грозно приказала:
— Пути его!
Тот закатил глаза.
— Жень шла бы ты в банкетный зал, — было его ответом.
Не будите в Женьке зверя. А то хуже будет.
— Луганский! Если ты сейчас же не пустишь моего друга, я не знаю, что с тобой сделаю.
Петерман усмехнулся, глядя, как я пригрозила пальцем своему директору, и отвернулся к окну. Смейся-смейся. Вы господин немец еще просто плохо меня знаете.
А вот Васек в отличие от него знал меня уже очень хорошо. Поэтому все же нехотя разжал пальцы.
Андрюха тут же приосанился, выпятил свою цыплячью грудку и с гордым видом встал рядом со мной.
— Ты-то хоть можешь рассказать, что за цирк к нам приехал? — раздраженно уставилась на Андрюху я.
Молодой человек поморщился, но тут, же став невозмутимым, сообщил:
— Господин Петерман к нам приехал.
Я посмотрела на немца. Тот достал вторую по счету сигарету. Прикурил. Затянулся и резким движением руки выбросил смятую пачку в урну.
Ясно — дело труба. Поняла, что лучше закругляться с этим выяснением отношений. Мне, конечно, очень хотелись насолить немцу за хамство, но сдержалась. Не сейчас. Сначала в спокойной обстановке узнаю, что они не поделили, а потом и разбираться будем с этими шекспировскими страстями.
Перевела взор на своего директора, который неловко топтался на одном месте.
— Василий Михайлович? — вопросительно изогнула бровь.
Он чуть заметно покачал головой.
— Езжайте домой Евгения Николаевна. Удачных выходных.
Согласно кивнула и, схватив Андрюху за рукав, потащила на выход. Но тут вспомнила, что в туалете осталась плачущая Елена Васильевна и решила вернуться за ней. Глубоко вздохнула и усмехнулась. Как наседка со своими птенчиками, ей богу!
— Ты иди, — произнесла я, обращаясь к Андрею, — Сейчас догоню.
Гордо, прошествовав мимо что-то бурно обсуждающих Луганского и Петермана, чувствуя спиной чей-то недобрый взгляд быстрым шагом направилась в дамскую комнату.
Лены там не оказалось. Она видимо успокоилась и решила вернуться в банкетный зал. Я обнаружила ее за столиком. Девушка с унылым видом потягивала из бокала вино и отрешено смотрела куда-то в сторону.
Нет. Так доело не пойдет. Были у меня смутные догадки о причинах произошедшего конфликта. И если сейчас пустить все на самотек, то два очень хороших человека могут стать несчастными из-за недальновидности и снобизма некоторых козлов нерусских. Буд-то мало нам было местных доморощенных. Понаехали!
Решительно подошла к Елене Васильевне.
— Чего грустим?
В ответ она только неуверенно улыбнулась одними губами.
— Так! Бросай нюни распускать. Раз тут нам повеселиться не дали, поедем тоску разгонять, — решительно заявила я.
Лена ничего и сообразить не успела, как я, подхватив ее под руку, потащила на выход.
— Но… как, же так, — пролепетала растерянная главбуша, — Ян…
— Да что твой Ян нам сделает? — отмахнулась я, — Подумаешь? Приехал и указывает всем как жить. Пускай ввалит в свою Германию и там командует.
Лена остановилась на полпути и укоризненно посмотрела.
— Жень не надо. Ян очень хороший.
Я чуть не застонала. Приплыли…
— Да я не спорю. Хороший. Ты только на один вопрос ответь. Ладно?
Лена внимательно сфокусировала на мне недоверчивый взгляд.
— Тебе Андрей нравиться? — в лоб задала вопрос я.
Она смутилась и кивнула. Я довольно улыбнулась. Отлично. Есть контакт.
— Жизнь твоя?
Снова кивок.
— Тогда какого лешего ты позволяешь другим людям тебе указывать? Тебе что пятнадцать лет? Уже даже не двадцать пять, что бы так разбрасываться хорошими мужиками. Ждешь, когда сорок стукнет, а дома пустая квартира и восемь кошек?