Шрифт:
А что? Начальница я или нет?
Мужики понимающе переглянулись, и Василич поспешил исполнять. Баклажаниху они тоже не жаловали, поэтому в скорее из приемной послышалась громкая ругань. Вскоре красная от возмущения Тамара Сергеевна влетела фурией в мой кабинет.
— Вы! — пискнула она, — Вы…
— Евгения Николаевна, — любезно подсказала я, откидываясь на спинку кресла.
— Мне некогда заниматься вашими заявками. У меня полно другой важной работы, — взвилась она, невежливо тыча пальцем в мою сторону.
— Да что вы говорите?! — с напускным удивлением воскликнула я, — Вся в делах! Вся в заботах! И это при том, что начальника нет сегодня на работе.
Тамара Сергеевна перехватила мой жесткий взгляд и сникла на глазах. Или Луганский ей с утра позвонил с четкими указаниями, или все же, наконец, дошло, что со мной иногда лучше не спорить, а то хуже будет. Молча пошелестев своим «прекрасным» костюмом, не теряя достоинства истинной королевы колхоза, секретарша развернулась на каблуках и поплыла в приемную со словами:
— Сейчас принесу заявки.
Как только стихли шаги в коридоре, Василич чуть слышно заметил:
— Ну, вы Николавна даете.
Я только пожала плечами и сняла трубку с внутреннего телефона, что бы набрать главбухше.
— Елена Васильевна, а у тебя случаем лишних денег в кассе не завалялось? — поинтересовалась я.
— Не-а.
Я разом сникла, ибо не представляла, как другим способом найти денег на ремонт транспортера. Не свои же с карточки снимать, в конце концов.
— Только Андреевы деньги остались на межевание. Обещался завтра забрать. А что?
— Ленчик, выручай, — вмиг оживилась я, — У Василича производство встало. Срочно нужно денежку выписать на ремонт транспортера.
— Не знаю, — задумалась она, — Нужно у Андрюши спросить.
Вот, что любовь делает с людьми. Еще вчера едва здоровались, а сегодня «Андрюшенька». Параллельно набрала юристу, на пальцах объяснила, что пусть на свое межевание, которое срочно понадобилось господину немцу, берет из его кармана, а в колхозный не лезет. Вот! Нечего добро разбазаривать, весь бюджет под хвост из-за его расходов.
— Все, я договорилась, — сообщила в трубку Лене и уже Василичу, — Идите в кассу, Елена Васильевна распорядиться на выдачу под отчет. Наймите сварщика и что б к обеду транспортер уже работал, как новенький.
Зоотехник вприпрыжку поскакал в бухгалтерию, а агроном с надеждой посмотрел на меня.
— А в сами коллега нам предстоит одно неприятное дело, — тяжело вздохнула я и открыла скайп с намерением позвонить Глебу Игнатьевичу.
Финансовый директор как никогда пребывал в добродушном настроении. Мой звонок застал его мирно вкушающего плюшку с чаем.
— Приятного аппетита, Глеб Игнатьевич, — поздоровалась я.
— А, Евгения! — удивился он и отложил плюшку, — Спасибо-спасибо.
— Я вас не сильно отвлекаю?
— У вас что-то срочное? А то у меня дел по горло, — он с тоской покосился на полюшку и сглотнул, видимо набежавшую слюну.
От омерзения аж поморщилась. Вот, до чего же неприятный он тип. Но делать нечего. Только фин. директор может подписать заявки на внебюджетные расходы и тогда они может к вечеру пойдут на оплату. Поэтому засунула поглубже все свое омерзение и, улыбнувшись, начала излагать суть проблемы. И чем больше я говорила, тем сильнее взлетали белесые брови над очками Глеба Игнатьевича.
— Вы понимаете, что своими внебюджетными заявками пустите «Статус» по миру. У Василия Михайловича появилась дурная привычка думать, что его колхоз на особом положении. А это далеко не так.
— Глеб Игнатьевич прошу вас войти в наше положение, — взмолилась я, — Мы же урожай весь сгноим на току.
— А моя какая забота, — жестко припечатал этот гад, — У меня и так перерасход по холдингу, а тут вы со своими металками….
— Зернометом, — машинально поправила я.
— Вот и я говорю зернометом! — пропыхтел он, — Хоть лопатами кидайте, но денег в компании лишних для вас нет.
И так это прозвучало подло — «для вас нет», что меня понесло…на деревню на село. От просьб я перешла к угрозам, а от угроз к обвинениям во всех смертных грехах. И не известно чем бы все это закончилось если бы дверь моего кабинета с тихим скрипом не распахнулась, явив господина Петермана собственной персоной.
— Что за шум? — спросил он.
Я замерла на месте. Глеб Игнатьевич же продолжал свою пламенную речь на тему нашей с Луганским халатности и казнокрадства. А агроном, который все это время сидел тихонечко, как мышка поведал с кривой улыбочкой: