И она отрубилась.

Я держал ее крепко, а она уже спала.

Если бы та знала, alma mia, какой камень сняла с моего сердца! Мертвые не лгут. Есть разница между защитником и убийцей. Ты сказала- Защитник, а могла бы назвать потрошителем… Спасибо, paloma.

Спит… Такая красивая, бледная. Не отпускал бы ее, но она отчаянно нуждалась в отдыхе. Делать нечего, понес кошку в каюту. Там уложил в постель и…уходить не хотел.

Я бы и не ушел, но глядя на нее, не мог не думать о том, как прошел сегодняшний день.

Что бы я там тебе не плёл о своем равнодушии к твоим попыткам меня соблазнить, я нагло врал! Так и знай!

Еще с утра, после того, как она обняла меня, я места себе не находил! Вот ведь, влип, Стива! И в кого? В тиби! В дочь премьер-министра! В «объект»!

Я даже вспоминать не буду, как она выглядела после купания в море, потому как если вспомню, то даже не посмотрю, что она спит и…

Ой, все! Валить надо! Из каюты! С яхты! С Планеты! Хоть к чёрту на рога!

И все же не удержался…. Поцеловал ее лодыжку. Она не проснулась, но прикосновение ощутила! Пальчики на ее ногах слегка поджались и тотчас расслабились.

Меня вынесло из ее каюты! Я сам себя вынес! Плюнул на все свои профессиональные принципы, бросил яхту и нырнул как есть, в одежде прямо в море. Благо, стояли на якоре и рядом с берегом. Понырял, поплавал, полегчало! Тапки утонули…и пёс с ними!

Потом долго сидел на корме, болтая ногами в воде, смотрел на закат.

Солнце село. Ушло. Перестало согревать. Так и ты, Алена, уйдешь скоро. Скроешься за горизонтом, а я останусь в Мальето. Снова один, но с треснувшим сердцем.

В клан захотел? Власти возжелал? Тупой суперарэ! Сплошные инстинкты победителя! А на хрена мне все это, если тебя рядом не будет?

Как быстро, как скоро я влип. Знал же, что она не для меня? Знал. Так чего теперь голову пеплом посыпать и сокрушаться? Нужно было следовать плану и не болтать с ней и не смотреть на нее. Гадская тиби!

И уж совершенно точно, не надо было ее целовать! У меня чуть искры из глаз не посыпались после этого. Садануло меня знатно. Пришлось отступать в спешном порядке.

Ну, ничего. Я еще потрепыхаюсь! Вдруг пройдет? А что? Надежда умирает последней, так ведь говорят. Хрен тебе, кошка, а не обожание и восхищение!

Кого я обманываю? Уже и обожаю и восхищаюсь. Дурень. Как есть, дурень.

Вздыхая, поднялся в рубку, завел мотор и вырулил в море. Автопилот принял на себя мою работу.

Потом меня долго болтало по палубе. Я раз сто проверил ход яхты, «ловца», штурвал. И Паку… Заглядывал к ней и смотрел, как она спит. Угомонился к середине ночи и улегся на диван в штурвальной.

Вот странное дело, сон мой был спокоен и крепок!

С утра пораньше, подскочил и уселся на своей удобной лежанке. Пака! Как она??! Бегом к ней… Заглянул в каюту, успокоился- спит, как сурок.

Ой, вот только не надо ТАК улыбаться, Стива. Ты словно карамели объелся. Фу!

Принял душ и переоделся. Даже в зеркало заглянул, как бы случайно.

Что, брат, тяжко тебе? Ну, а как ты хотел? Терпи теперь.

Смотрел я на свою чудовищную в своей озабоченности и нежности рожу и думал, а может все получится у нас? Ты, Пака, смотришь на меня совсем не невинным взором. Ну, чуйка у меня! Хотя, видел я в глазах твоих синих, только плотское, ничего того, что напомнило бы о нежности, привязанности и…любви? Нет, слишком громкое слово. Ты хочешь меня и только…. Мало, paloma, этого мне мало.

Ну, есетинская сила! Куда меня несет-то? Чего мало-то? Дубинарий!

Это там что еще? Я прислушался…

О, как. Принцесса проснулась и поет. Серьезно, поет! Чего поем, дорогуша? Изумительный мотив, старый, мощный. Слов не разобрать, язык не общеимперский. Хотя, сходен по звучанию с языком клана дель Торе-Пачего. Порту? Она поет на Порту?

Тихо спустился в салон. Алена готовила что-то и была хороша собой, как никогда! Крепкая барышня! Истинная Пачего! Будто не слила вчера весь дар, а прогулялась на свежем воздухе в тени ракит. Господи, ракиты-то каким боком прилепились?!

— Смотрю, ты жива, кошка? — я не хотел грубить, но она, как ни странно, заулыбалась, увидев меня и, услышав мои речи.

— Твоими молитвами, господин майор, — и смеется, окаянная.

— Ты как? — сам обалдел от того, как дрогнул голос мой, выдавая все мои тревоги за нее, и те чувства, которые мне, кровь из носа, нужно было скрыть от этой синеглазой ведьмы.

— Я в порядке, не парься, — она смешивала что-то ароматное в большой стеклянной миске, — Ты хочешь мяса? Или чего-то полегче?