– Маменька, я, как и вы, считаю, что тетя Лиза – человек не просто сильный, но и очень умный. Она совсем не такая, как дурочка Мария из пушкинской «Полтавы». Если бы жених тети Лизы был кем-то вроде Мазепы, предателем, показывающим себя не тем, кто он есть на самом деле, и использующим людей ради своих целей, она не могла бы этого не заметить. Тетя Лиза, похоже, думает, что с ним произошла какая-то невероятная перемена, а вы сегодня утверждали, что таких перемен не бывает. Как это все понимать?

– Саша, я не знаю, что случилось с Валерьяном, и, вероятно, никогда этого не узнаю. Но я уверена, что человек, сумевший вызвать любовь красивой и умной девушки, не может одномоментно превратиться в охотника за приданым, равно как и человек, написавший шестую главу «Евгения Онегина», никогда не будет стрелять в другого человека, особенно на дуэли.

– Мне тоже показалось дикостью, что Пушкин кого-то ранил из пистолета, я просто при тете Лизе это не сказал. А что вы, маменька, думаете по поводу слов князя Одоевского?

– Возможно, он, как и мы с тобой, читал критику на Пушкина, и сделал вывод, что люди, ее пишущие, люто ненавидят поэта. Однако одно дело – поливать грязью в печати, и совсем другое – убивать. И если князь Одоевский сказал то, что сказал, зная больше, чем мы с тобой, правда в этом деле может оказаться не просто страшной, но отвратительной.

После замужества Лидия вернулась в Петербург и была чрезвычайно рада произошедшим переменам. И не только потому, что рядом с ней был человек, которым она восхищалась от всей души. Наконец-то она делала что-то настоящее, значительное, от чего реально зависело благополучие ее новой семьи. Лидия налаживала быт, обустраивала дом, старалась сделать все так, чтобы мужу, который в силу своей работы часто видел страдания и даже смерть, было легче это переживать.

Анжело Тозелли (1765–1827). «Панорама Санкт-Петербурга». 1820 год

С появлением в своей жизни Лидии Аркадий явственно ощутил, как бездумный калейдоскоп его существования, в котором мелькали лица умерших и выздоровевших пациентов, вдруг остановился и обрел черты некой картины, смысла которой пока не понимал, но чувствовал, что он есть. После смерти Ирины, пытаясь заглушить боль от потери, Аркадий превратился в некотором роде в циника, стал лечить больных, как будто бы играя в азартную игру: выживет – не выживет, исцелится – не исцелится. Но Лидия даже не словами, а просто тем, что была рядом и была такая, какая есть, вселила в Аркадия уверенность, что он не просто есть здесь и сейчас – он здесь нужен. Нужен, необходим, несмотря на то, что пациенты умирают и что все порой складывается совсем не так, как хочется. Эта милая, улыбчивая, но задумчивая и даже немного странная девушка выбрала его, Аркадия, и это не могло быть просто так, это не случайно.

Лидия была равнодушна к нарядам и украшениям, выезжала нечасто, но, по крайней мере, раз в месяц отправлялась в поход по книжным лавкам. Читала она не все подряд: к выбору книг и журналов подходила очень разборчиво. Иногда просто сидела, как будто ничего не делая, но морщинка на лбу и сосредоточенный взгляд свидетельствовали о напряженной внутренней жизни, в которую никто не был допущен.

Через год после свадьбы родился Саша. Роды были очень тяжелые, врачи сказали Лидии, что больше детей у нее, скорее всего, не будет. Но переживать эту драму ей было некогда: как только появился ребенок, Лидия все свои силы сосредоточила на том, чтобы стать самой лучшей матерью для маленького человека. Она сама кормила Сашу, сама играла и гуляла с ним. Присланная Марией Степановной из деревни опытная няня в шутку сетовала, будто она здесь, в Петербурге, совсем не у дел и ей только и остается, что прогуливаться по набережной. А Лидия с восторгом наблюдала, как Сашенька улыбается, как учится ходить, произносит первые слова.

Эдуард Гертнер (1801–1877). «Английская набережная в Санкт-Петербурге». 1835 год

В возрасте трех лет Саша обрушил на мать бесконечный поток вопросов «почему?», и она старалась подробно ответить на каждый. Иногда говорила: «Сашенька, я этого не знаю, давай спросим у папеньки». Аркадий был рад, что для жены и сына он не просто материальная поддержка и опора в жизни, а еще и друг, товарищ, помощник в сложных ситуациях. Аркадий много работал, но практически все свободное время проводил с Лидией и Сашей. Они вместе ходили гулять: катались с искусственных горок, старались каждый год не пропустить ледоход, качались на качелях и слушали птиц в Таврическом саду.

Мартынов А. Е. (1768–1828). «Гуляние в дворцовом парке близ Санкт-Петербурга». 1818 год

Летом Сашу часто отвозили в деревню, где он в компании двоюродных сестры и брата осваивал рыбную ловлю, лазание по деревьям, построение шалашей и другие приятные занятия, которых некоторые дети бывают лишены из-за специфики городской жизни. Соня была старше его на три года, а Вася на два года моложе, а верховодил в этой компании, конечно же, Саша.

И все же больше всего времени Саша проводил с матерью. Лидия даже играла с сыном в его игрушки. Они вместе воссоздавали на полу в детской различные сражения, как импровизированные, так и известные в истории, и тогда в ход шли не только кубики и солдатики, но также коробки, тазы, шарфы и все, что могло изобразить горы, реки и другие особенности местности. Конечно же, они много читали, «Руслана и Людмилу» зачитали чуть ли не до дыр. «Я еду, еду, не свищу, а наеду – не спущу», – декламировал Саша, гарцуя на перевернутом вверх ножками кресле и размахивая деревянным мечом. Он был крупный мальчик и из игрушечной лошадки вырос очень быстро, но подходящую замену все же нашел, чем очень повеселил Лидию. Еще они играли в настольные игры, причем не только в примитивное лото или карты, но также освоили недавно вошедшие в моду шахматы. В шахматы Саша научился играть очень хорошо, постоянно обыгрывал Лидию, которая старалась как могла, но в конце концов не без удовольствия для себя признала подавляющее превосходство сына. Талант Саши отмечали также некоторые гости семьи Пушкиных, знакомые с премудростями заморской игры.