Гюллер сделала несколько шагов вправо. Мальчиков не было видно. Тогда она пошла в противоположную сторону. Никого. Завернула за юрту. Раздался топот, смех, и, промчавшись мимо девочки, сорванцы прижались к стене юрты.

– Все, я не играю! – выкрикнула девочка и, обиженно сев на землю, обхватила колени, натянув на них подол своего свободного красного платья.

– Почему? – удивился Джамиль. – Ведь все было честно.

– Честно?! – тряхнула головой Гюллер, и ее серебряные серьги задрожали. – Я маленькая, а вы большие. У вас вон какие ноги – длинные, как у верблюдов.

– Ладно, поиграем во что-нибудь другое, – примирительно сказал Джамиль.

– Лучше пойдемте в степь. Там сейчас красиво. Тюльпанов нарвем, – предложил Малик.

Обрадованная Гюллер тут же вскочила на ноги, но, вспомнив, что мать запретила ей уходить далеко от юрты, нерешительно затопталась на месте.

Весенняя степь манила. После долгой, холодной зимы, проведенной в полумраке юрт, детям хотелось побегать среди широкого простора, полного свежего ветра, будоражащих запахов цветущих трав. Видя нерешительность девочки, Джамиль скомандовал:

– Далеко не пойдем. Сразу как позовут, вернемся.

Похвальное решение не отходить далеко вскоре было забыто. Небо, тщательно вымытое зимней непогодой, было ярко-синим, без единого пятнышка. В его бездонной глубине плавно парили орлы, зоркими глазами высматривая добычу. Тюльпаны, послушные легкому ветру, приветливо покачивали своими небольшими красными головками. Симпатичные суслики при приближении детей застывали желтыми столбиками и, издав пронзительный свист, кубарем исчезали в норах. Тушканчики легко взлетали на крутые барханы, используя как руль свои длинные хвосты с черно-белой кисточкой на конце.

Дети бегали за порхающими бабочками, пытались ловить быстрых крапчатых ящерок, щекотали палочками ушастого азиатского ежа, недовольно шипящего на них и не желающего сворачиваться в клубок.

Гюллер утомилась первой. Она присела на пригорок, покрытый травой, и стала плести венки. Медленно и задумчиво бродил Малик. И лишь неутомимый Джамиль бегал кругами, подражая молодому жеребцу.

Внезапно неясная тревога заставила мальчика резко остановиться. Его смутило лицо Гюллер. Девочка продолжала сидеть на пригорке, но руки ее не двигались, незаконченный венок лежал на коленях. Подвижное лицо шалуньи заметно побледнело и застыло. Глаза расширились, округлились и, не отрываясь, смотрели на куст, растущий перед ней.

– Эй, Гюллер, что с тобой? – крикнул Джамиль. Девочка не ответила, не повернула головы. Не отрывая взгляда от лица девочки, Джамиль стремительно пошел к ней. Его ноги мягко шуршали в траве. За спиной слышались шаги Малика.

Небольшая фигурка девочки каменной неподвижностью напоминала статую. Лишь черные, до краев наполненные ужасом, глаза и голубая жилка, бешено пульсирующая на виске, говорили о том, что она жива. Куст перед девочкой скрывал причину ее страха. Джамиль сделал несколько шагов в сторону и увидел, наконец, то, что напугало Гюллер.

С корявых веток куста в сторону девочки медленно сползала крупная, не менее полутора метров в длину, змея. У нее была притупленная голова с резко выступающими височными углами, что делало ее похожей на заржавленный наконечник копья, и сероватое мускулистое тело с вытянутыми оранжевыми пятнами.

У Джамиля не было никаких сомнений – гюрза, самая страшная, самая ядовитая азиатская змея. Видимо, она выбралась из норы, голодная после зимовки, и затаилась на ветке, поджидая птиц. Потревоженная присутствием девочки, змея сползла с куста и медленно сворачивалась в кольца в такой близости от Гюллер, что у Джамиля похолодело сердце. Гюрза могла ударить в любую секунду. От ее укуса человек умирал в жутких мучениях.

Малик рванулся к Гюллер. Джамиль едва успел ухватить его за край чекменя:

– Стой на месте! Не шевелись! Любое неосторожное движение – и змея укусит Гюллер.

– Может, подкрасться и схватить ее за голову, как змеелов Хасан? – нерешительно проговорил Малик.

– Не хватит сил удержать, – покачал головой Джамиль, стараясь унять гулко стучащее сердце. – Змея все равно сможет укусить, прокусив при этом собственную нижнюю губу.

– Что же делать? Как же нам спасти Гюллер?

Время словно остановилось. Жизнь Гюллер повисла на волоске. Девочка смотрела на затаившуюся смерть и, казалось, даже не решалась дышать. Не шевелились и мальчики. Обманчиво неподвижным было и пестрое тело гюрзы. С плоской, словно придавленной головы, не мигая, смотрели на Гюллер стылые, оловянные глаза. И лишь степной весенний ветер был безрассудно смел. Налетая внезапно, он раскачивал траву, среди которой лежала змея, бесстрашно скользил по ее скользкой коже, бесцеремонно шевелил волосы девочки, навевая их на бледное лицо, холодил вспотевшие от страха черные стриженые головы мальчиков.

– Стой здесь, – сиплым шепотом приказал Джамиль и решительно пошел к гюрзе. Свернувшаяся кольцами змея при его приближении повернула голову. Ее холодные глаза разглядывали врага. Джамиль глубоко вдохнул, осторожно сделал еще один шаг и резко взмахнул рукой в сторону змеи. Издав громкое угрожающее шипение, гюрза, как развернувшаяся пружина, сделала молниеносный бросок на всю длину своего тела. Джамиль едва успел отскочить в сторону, чудом избежав укуса. Голова змеи находилась теперь на том месте, где за долю секунды до этого была нога мальчика. Этим прыжком она отдалилась от Гюллер, но была недостаточно далеко, и, если девочка шевельнется, гюрза может сделать прыжок в ту сторону и ударить ее. Значит, опасность не миновала.