— Ты заплатишь ей?

— Конечно, и немалую сумму.

— Она того стоит?

В ответ на это лорд-чародей несколько задумался.

— Знаешь, наверное, будь обстоятельства другими, я мог бы всерьез раздумывать о том, чтобы жениться на ней, — признался он другу. Майлз как-то странно взглянул на него, но промолчал.

До возвращения в дом больше ни один из них не сказал ни слова.

Передав дворецкому распоряжения по поводу гостя, Феба поднялась в свою спальню и бесцельно закружила по ней, то и дело спотыкаясь о черного пса, тенью следовавшего за ней.

— Ох, Министр, прости, но ты сам виноват — путаешься под ногами! — воскликнула она. Пес фыркнул, повернулся и демонстративно поскреб лапой дверь, — Прекрати, ты же оставишь на двери царапины!

Министр бросил на девушку красноречивый взгляд, демонстрирующий все его отношение к такой мелочи, как царапины на створке, украшенной росписью и позолотой. Фебу эта дверь, впрочем, как и пышность самой спальни: затянутые розовым с белым, точно яблоневый цвет, шелком стены, вычурная лепка потолка и плафон, на котором было изображено восхождение юного бога Солнца на священную гору Азават, позолоченные канделябры и огромный мраморный камин, из которого сквозило, — все это безумно угнетало. Ее не радовали ни огромная кровать под балдахином, с которого постоянно слетали хлопья пыли, ни новомодная мебель: с кресел неудобно вставать, а ножки туалетного столика были настолько покрыты резными завитками, что она постоянно ударяла ногу. Девушка вообще подозревала, что граф поместил ее сюда умышленно.

— Подожди, я хоть переоденусь, и мы пойдем в парк! — воскликнула Феба, надеясь, что пес остановится. Министр заинтересованно посмотрел на нее и сел, одобряя это решение.

Девушка дернула колокольчик, вызывая служанку. Та пришла, неодобрительно поджав губы по поводу того, что приличной девице приходится обслуживать разных выскочек, известно как пролезающих в хозяйские комнаты. Возможно, в другое время Феба более снисходительно отнеслась бы к этой деревенской дурочке, но сейчас, после намеков и веселых взглядом Майлза, ей вдруг стало тошно. Она смерила служанку надменным взглядом и холодно произнесла:

— Я передумала. Поди прочь и пришли вместо себя кого-нибудь другого!

— Интересно, кого? — буркнула та, — думаете, все так и жаждут обслуживать такую, как вы?

Феба вздрогнула, словно от пощечины.

— Такую, как я? — очень тихо, но веско переспросила она, под ее взглядом, служанка съёжилась, ожидая удара, но потом выпрямилась и гордо, словно принимала облик мученицы, взглянула на девушку, всем своим видом показывая готовность страдать за свои праведные мысли. Министр возмущенно зарычал, Феба зло рассмеялась:

— О, нет, я тебя не ударю! — она подошла к колокольчику, — я просто попрошу милорда графа услужить мне вместо его горничных…

Её расчет оказался верен: горничная побледнела и нервно сглотнула: граф не прощал наглости. Поговаривали, что одного лакея он не то выгнал прочь, не то заколдовал и превратил в мраморную статую, которую подарил потом королю. В общем, того лакея больше никто не видел.

— Прошу прощения, мадам, — как можно более смиренно произнесла служанка. Ничуть не обманутая ее покорностью, Феба приказала подать ей платье. Будь она в другом настроении, она, возможно, начала бы перебирать наряды, намеренно заставив горничную услуживать ей, но сейчас на душе было слишком мерзко для такой мелочности. Едва дождавшись, пока последняя булавка будет застегнута, девушка отослала служанку и строго посмотрела на Министра, сидевшего у окна и с видом философа, созерцавшего Фебу.

— Ну, что скажешь? — она расправила юбки. Пес одобрительно застучал хвостом по полу.

— Да, я знаю, что тебе нравится! Похоже, ты — единственный, кому я действительно нравлюсь… — она подошла к своему собеседнику. Тот моментально вскочил и с чувством собственной значимости радостно потрусил к дверям.

— Ну, пойдем, — согласилась девушка. Они вышли на террасу. Близился полдень, и солнце стояло в зените. Феба хотела побродить по аллее среди начинавших расцветать лип, но вовремя заметила там графа, о чем-то разговаривающего со своим другом. Странно, но хотя мужчины явно разговаривали, до девушки не донеслось ни звука. Она задумчиво посмотрела на пса, тот вздохнул: «может, хватит на всякие глупости отвлекаться?» и лениво побрел по дорожке.

Феба послушно пошла за ним следом. Слегка пропетляв по тропинкам — Министр то и дело отвлекался то на бабочек, вспархивающих у него перед носом, то на пчел, которые, по мнению пса, слишком вольно себя вели, летая над дорожкой, отсыпанной каменной крошкой, поблескивающей на солнце, — они вышли к огромному дубу, у корней которого журчал ручей. Чуть дальше, в зарослях, виднелась кованая ограда парка. Девушка с опаской посмотрела на нее: когда она в первый же день попыталась подойти к воротам, те вспыхнули обжигающим пламенем. Феба отскочила, и ворота сразу погасли. Это раз и навсегда отучило ее подходить к ограде.

— Ну и зачем ты привел меня сюда? — поинтересовалась она у пса, в ответ тот показал язык и вальяжно разлегся на полянке. Девушка села рядом, Министр перекатился на спину, словно щенок.

Вздохнув, Феба села рядом на траву и начала чесать ему живот.

— А ведь эта горничная была не так уж и неправа, — заметила вдруг девушка. Пес хмыкнул и взмахнул лапой, намекая, чтобы она не отвлекалась на всякую ерунду.

— Тебе, конечно, легко… хотя тоже… ты же черный пес, можно сказать, порождение бездны, верно?