– Товарищи, я понимаю ваше настроение и даже ваше... ваше отношение ко мне. Не буду сейчас оправдываться. Поверьте, мною руководят самые добрые намерения. Важно другое. В течение вчерашнего дня и сегодняшнего утра мне удалось многое выяснить и хотелось бы сейчас с вами поделиться.

Я кратко изложил содержание своих бесед с тетей Лизой, Петровичем и Петей. Потом рассказал про утренний эксперимент.

– Итак, - закончил я, - теперь остается доказать непричастность Гиви и Андрея Филипповича. Я уверен, что и здесь все будет хорошо. Тогда станет окончательно ясным, что в гибели Бойченко виновен кто-то посторонний.

Реакция на мои слова была совсем не такой, как я ожидал. Никто не проявил радости, не подбодрил меня. Увлеченный успехом, я в тот момент не понимал, что чем шире круг лиц с твердыми доказательствами непричастности к гибели Виктора, тем более сгущаются тучи над остальными. Но Листопад, по-видимому, понимал это предельно четко. Он сидел за столом угрюмый, неподвижный, опустив голову на руки. Затем откинулся на спинку стула и каким-то злобным голосом сказал:

– Понял, все понял. Прикрыли заведующего и парторга. Потом и Брегвадзе прикроете. Все свалите на Листопада, нашли козла отпущения.

Он встал и, как-то сгорбившись, направился к двери.

– Андрей Филиппович, вы не встречались ранее, лет пять назад, с Бойченко?
– неожиданно спросил его Олег. Листопад только махнул рукой и вышел из столовой.

Я с удивлением посмотрел на Олега. У него было необычное выражение лица. Казалось, что под маской равнодушия он что-то скрывает. Олег перехватил мой взгляд и чуть заметным движением головы предложил выйти.

– С чего ты это? Разве они раньше встречались? кинулся я к Олегу, как только мы оказались одни.

– Потерпи. Сначала хочу рассказать некую историю.

– Какую историю? При чем тут истории? Я тебя про Листопада спрашиваю.

– Молчи и слушай. Лет пять назад в повестке дня очередного заседания ученого совета одного московского НИИ, - с некоторой торжественностью начал Олег, - значилась защита кандидатской диссертации. Об этой диссертации говорили во всех лабораториях института и даже в других организациях. Ходили слухи, что диссертант сделал открытие, обнаружил новый эффект, что ему собираются сразу присвоить доктора наук.

К началу заседания ученого совета конференц-зал был переполнен. Все шло как положено. Ученый секретарь совета огласил характеристику и основные биографические данные диссертанта. Затем тот кратко изложил содержание работы, методику эксперимента, подчеркнул новизну результатов.

Было много вопросов. Диссертант отвечал спокойно и обстоятельно. Затем выступили оппоненты.

– ...Разработан новый экспериментальный метод... высокая чувствительность... обнаружен новый эффект... трудно переоценить... результаты работы вполне соответствуют требованиям, предъявляемым к докторским диссертациям... И далее в таком же духе.

– К черту диссертанта я оппонентов, - не выдержал я, но Олег невозмутимо продолжал:

– В обсуждении диссертации приняли участие члены совета: академик и профессор, фамилии которых я не помню. Оба дали ей весьма высокую оценку. Словом, не защита, а триумф.

– Есть ли еще желающие выступить?
– обратился председатель к присутствующим.

– Есть, - сказал кто-то из зала.

Председатель поморщился: - Ну, если вы настаиваете, то пожалуйста. Только прошу сосредоточиться на недостатках работы. Комплиментов мы сегодня наслышались предостаточно.

И, представляешь, на трибуну вышел парень лет двадцати с небольшим, белобрысый, в ковбойке, подождал, пока в зале установится тишина, и, слегка заикаясь от волнения, заявил, что в действительности никакого эффекта нет, что диссертант фальсифицировал результаты эксперимента...

– Я проходил преддипломную практику в лаборатории, где выполнялась работа, - сказал он.
– Диссертант произвольно смещал некоторые экспериментальные точки вниз, другие вверх, в результате чего и родился "новый эффект". В журнале, где велись записи результатов измерений, имеются подчистки...

Что началось, передать не могу. Председатель тщетно пытался установить тишину. Наконец, когда шум несколько стих, встал один из членов совета.

– Разрешите задать вопрос диссертанту. Надо полагать, что ваша экспериментальная установка в полном порядке и при желании можно легко опровергнуть странное заявление, которое мы только что слышали. Не так ли?

Диссертант сидел, уставившись в одну точку, и молчал.

– Вам задан вопрос, прошу ответить, - обратился к нему председатель. Диссертант встал. Он был бледен.