– В кого ты меня превратила? – улыбался Рагнер, разглядывая себя в настенном зеркале. – Я похож на Эгонна Гельдора двухлетней давности. Надо бы теперь золотой камзол себе справить… Превеликое спасибо! – поцеловал он руку Соолмы. – Так намного лучше. Что же я без тебя бы делал?

Они были в его спальне, у широкого умывального стола. Рагнер отошел к постели, где лежал его парадный камзол с хихикающими рожицами Смерти – в нем он венчался, в нем собирался и развестись. Не стесняясь подруги, он стал снимать рубашку, чтобы одеть свежую. И вдруг Соолма подошла к нему, нежно овила его руками и поцеловала его в оголенную спину, но не в меридианский крест, а рядом. Рагнеру были приятны и ее ласки, и ее нежность, и этот поцелуй. Полумрак, таинственный свет свечей и женское тепло в холодной, стылой спальне сделали свое дело – Соолма скользнула в его объятия, он же нашел ее губы, родные и ничего не требующие от него губы. Можно было не венчаться с Соолмой, не тревожиться о детях, не волноваться вообще ни о чем – она всегда заботилась о нем лучше, чем кто-либо еще… лучше, чем даже его мать…

Эта мысль его отрезвила. Рагнер понял, что лежит на ложе, а Соолма – на нем – жадно целует его в шею, ласкает его и раздевает, что ее рука уж забралась в его белье.

– Не адо… – выдохнул он и, повернувшись на бок, сбросил с себя Соолму – прямо на свой камзол, что лежал рядом. После чего Рагнер резко встал, поправил белье и заговорил, не поворачиваясь к ней лицом:

– Соолма, я не желаю… Я только всё для себя распутал и не хочу вновь запутаться. Трех женщин – я никак не вынесу! Я хочу одну и хочу не отвлекаться. У меня много дел в Ларгосе, а я устаю! Нет еще стекольни, а до пушек я вовсе не добрался. С вами тремя – никогда не доберусь.

– Зачем с тремя? – негромко спросила Соолма. – Не разводись сегодня. Пусть Хильде останется твоей супругой. Ты сбережешь золото, много золота… Хочет она или нет, но Хильде будет жить в Ларгосе. Родит тебе наследника… Лилия Тиодо уедет – ведь на что ей надеяться, раз ты женат? А я никуда не уеду, никогда тебя не брошу… Почему не я? Разве нам было плохо?

– Хорошо… даже более, – вздохнул Рагнер и немного развернулся – Соолма лежала на его камзоле – так, как он ее туда уронил, и смотрела на балки ребристого потолка.

– Я, наверно, – тихо проговорил Рагнер, – никогда не говорил тебе спасибо за то, что ты излечила меня. Я ведь сильно изменился после Сольтеля и Бальтина. Был чрезмерно жесток. Спроси меня сейчас, зачем я убил Валера Стгрогора, я и ответить не смогу – просто тогда захотел – и просто тогда убил. А сейчас сам себя того, кем я был в тридцать втором году, не понимаю. И всё благодаря тебе. Твоя любовь спасла меня. Благодаря тебе я не стал зверем.

– Но ты меня не любишь… Почему?

– Ну откуда же я знаю, – почти простонал Рагнер, поворачиваясь к кровати. – Я считаю тебя восхитительно красивой. Твое тело – нечто потрясающее. Ты умна и нежна, и знаешь, чего я хочу. И чего ты хочешь сама, ты тоже знаешь. Но меня тянет к другой. Я хочу от Маргариты детей. Я уже люблю малыша в ее чреве, хотя незнаком с ним. А тебя я люблю как сестру – я это всегда тебе говорил, и ничего не изменилось. За тебя я убью, Соолма, даже своего дядю, короля, но между тобой и Маргаритой – я выберу ее, ведь даже между матерью и женой мужчина выбирает жену – такие наши законы в Меридее. А Лилия… Ее больше нет. Скоро она уедет из Ларгоса сама.

Соолма слезла с постели и посмотрела на помятый атласный камзол.

– Думаю, я успею его погладить… – буднично проговорила она.

– Не надо, – отмахнулся Рагнер. – Надену простой камзол – в нем мне хоть будет тепло в храме.

Он обнял Соолму и поцеловал ее в лоб. Больше они не говорили о случившемся. Из трех своих камзолов на меху Рагнер надел самый простой, зато любимый, не стал украшать себя драгоценностями, лишь подпоясался золотистым кушаком да застегнул цепь с кошельком и золоченым Анаримом. Соолма же прошлась щеткой по бархату и напоследок вновь расчесала Рагнеру волосы, чуть завив их гребнем на кончиках.

Ожидая звона колоколов, он прошел в гостиную, поднялся там на третью ступеньку в высокой, полукруглой оконной нише – смотрел на светлеющее небо и серое, взволнованное море, на мрачно-красную тюрьму Вёофрц, скалистый остров под ней и долгий, красный мост, соединявший тюрьму с крепостью Ксансё. Затем Рагнер повернул голову вправо – Брослос давно пробудился: по берегу перемещались люди, всадники и телеги, по морю – лодки. Из этого окна виднелся и Мягкий край Малого Лабиринта – пара сотен крыш и только одна любимая, темно-коричневая крыша «Белой башенки».

***

Рагнер со своим отрядом выехал из Лодольца первым – в пять часов и две триады часа он уже был в храме Пресвятой Праматери Прекрасной, находился в молельне епископа – комнате без окон, точнее, ее стены занавешивали синие портьеры, за какими, возможно, имелись и окна, и тайные двери. Сейчас в молельню внесли круглый стол и шесть стульев. Хильдебрант Хамтвир сидел слева от епископа, Рагнер – напротив этого похожего на сову прелата. Облаченный в ярчайшую синюю хабиту, Ноттер Дофир-о-Лоттой зачитывал дарственные грамоты, по которым Рагнер передавал графство Хаэрдмах Хильде в ее собственное право, семье бывшей супруги – семь тысяч рон, а Святой Земле Меридиан – тысячу. Хильдебрант Хамтвир в это время поглаживал большим пальцем изумруд на набалдашнике своей трости и смотрел на синие завесы. Казалось, епископа он не слушает.

И Рагнер едва слушал речи епископа – он будто покинул плоть и смотрел на себя со стороны: хмурый, привычно сложивший руки на груди и трогавший рукоять кинжала – он тоже порой поглаживал перевернутую звезду на его навершии.

Вскоре появились трое: король Ортвин I, севший у правой руки епископа, канцлер Кальсингог, занявший стул между королем и герцогом Раннором, да королева Орзении, устроившаяся между своим заклятым врагом и любимым внуком. Для короля и королевы епископ прочитал новую мирную грамоту – всё то же самое, что было в прошлом договоре, только без раздела о супружестве наследников и объединении двух родов в семью. Каждый за столом, кроме Рагнера, оставил по четыре подписи на длинном свитке; далее этот пергаментный свиток разрезали по неровной линии на четыре части и к каждой из четырех копий договора прикрепили свинцовые печати. Канцлер вписал в «Золотую книгу» имя графини Хильде Хаэрда и заверил ее Большой печатью, король – своей подписью и Малой печатью. Последним взялся за перо Рагнер – тремя росчерками он лишил себя графства и состояния в восемь тысяч золотых монет, а взамен не получил ничего на руки, даже бумажки.