— Это та самая контрольная фраза, которая была сообщена Тамаре перед самой выброской. Если бы Мария Жукова знала эту фразу, фашистам удалось бы вызвать разведгруппу Брянского фронта на заранее подготовленное место, захватить и уничтожить ее. Но Жукова не знала контрольной фразы, а Тамара Дерунец не выдала ее врагам.

Сурово сдвинув брови и перебирая какие-то бумаги в «Тамариной папке», полковник рассказал нам и о судьбе предательницы Родины Марии Жуковой. После гибели Тамары Жукова была отправлена в Германию, где продолжала работать в фашистской разведке. Когда кончилась война, Жукова по подложным документам вернулась в Советский Союз, но была разоблачена и осуждена советским судом.

От Курска до районного центра Тим, неподалеку от которого расположена деревня Кировка, чуть больше семидесяти километров. Машина бежит по гладкому асфальтированному шоссе, мимо широких полей и лобастых холмов, мимо белостенных хат. Когда-то в этих местах шли кровопролитные бои — гремела артиллерийская канонада, двигались лавины танков, вгрызалась в землю пехота. Здесь — на этих полях, среди этих холмов — решалась полтора десятка лет назад судьба одного из величайших сражений Великой Отечественной войны — Курско-Орловской битвы.

Тим — небольшой городок средней полосы, с широкими заросшими лопухами улицами, вдоль которых под сенью развесистых деревьев, надежно, как солдаты в строю, стоят коренастые деревянные домишки, с мощенной крупным булыжником центральной площадью и двухэтажным зданием райкома посередине.

Над его крышей развевается красный флаг, у подъезда стоит неизменный запыленный работяга — «газик»…

— Во время войны враг придавал особое значение тимскому стратегическому узлу, — рассказывал нам первый секретарь Тимского райкома КПСС Николай Гаврилович Жихарцев, когда мы объяснили ему цель своего приезда. — За город шли кровопролитные бои, он несколько раз переходил из рук в руки. По сути дела, Тим был ключом к Курску. Так что понятно, почему фашисты любой ценой старались получить сведения о советских разведчиках, которых наши готовили к выброске в этот район.

Мы спросили у Жихарцева о Вере Яковлевой.

— Как же, знаю, — улыбнулся Николай Гаврилович, — одна из лучших колхозниц нашего района. Недавно приняли ее в партию. Таня Яковлева и Мария Осиповна тоже работают в колхозе. Да вы можете к ним подъехать, тут совсем недалеко.

И вот мы в доме Яковлевых. За столом сидят Таня, Вера и Мария Осиповна. Мы рассказываем о героической гибели Тамары. Таня и Вера, нахмурив брови, молчат, а Мария Осиповна прикладывает к глазам концы своего белого головного платка.

Вечером вместе с Таней и Верой мы пошли к урочищу Лобовому, где летом 1942 года приземлились с парашютом Тамара и Жукова. По дороге Вера Яковлева рассказывала:

— Арестовали меня осенью, приблизительно месяца через полтора после того, как Тамара с Марией у нас жили. Мария и меня немцам выдала. Привезли в Алексеевку, через Старый Оскол ехали, и сразу в подвал, в контрразведку. Тут я Тамару в последний раз видела. Истерзали они ее, проклятые, так, что узнать трудно было. Потом посадили меня в тюрьму. Первое время на допросы каждый день водили. Несколько раз так избили, что потом в камере наши женщины, что со мной сидели, еле меня выходили. Фашисты все допытывались, где Тамара шифр спрятала. А я прикинулась дурочкой: «Что вы, говорю, ни о какой Тамаре, ни о каком шифре я не знаю. Напрасно вы меня взяли, ошибка у вас вышла».

Потом новенькую к нам в камеру посадили. Катериной ее звали. Веселая была, красивая, вроде Тамары. Песни пела украинские, немцев нисколько не боялась. Прямо в глаза им говорила: «Все равно наши придут и всех вас, сволочей, в Днепре утопят». Немцам она, видно, крепко насолила. Поймали они Катерину, когда она мину под железную дорогу подкладывала. Увели ее, а потом, дня через три, меня снова на допрос вызывают. Смотрю, ведут не как всегда, по коридору, а по двору. К чему бы это, думаю? И вдруг вижу, висит наша Катерина посреди двора на перекладине, почернела уже вся, а на груди у нее дощечка, и написано на ней: «Так будет со всеми, кто молчит на допросах». Ну, думаю, пришел мой конец.

Но тут вскоре на счастье наши подошли. Домой я уже зимой вернулась. Мама мне рассказала, что ее наши военные в Ливинки возили, о Тамаре спрашивали. «Эх, — думаю, — не успела я немного. Так, видно, те военные ничего о Тамаре и не узнали».

…Вот и урочище Лобовое. Мы останавливаемся на неширокой поляне. Тихо и пустынно вокруг, только шумят на ветру сосны и березы, словно хотят поведать о событиях, свидетелями которых были они много лет назад. Мы долго бродим по урочищу. Вера и Таня показывают нам места, где приземлилась Тамара, где были закопаны оружие и снаряжение.

— Вот здесь, у ручья, — останавливается Вера, — мы однажды отдыхали с Тамарой, когда возвращались ночью с большака. Были у нас с собой берестяные кузовки — мы делали вид, будто в лесу грибы и ягоды собираем. Помню, тогда Тамара много смеялась, шутила, рассказывала мне разные веселые истории. Говорила, что после войны обязательно приедет к нам в гости и мы все вместе пойдем в Лобовое — уже по-настоящему собирать грибы и ягоды…

Прошло несколько дней. Как-то мы сидели с Верой в саду, за домом. Уже были перебраны в памяти все детали и подробности того далекого времени, когда судьба свела Тамару Дерунец в деревне Кировке с семьей Яковлевых.