– Почему не спишь?
– спросила Грейс, перегнувшись через край кроватки и нежно положив руку на спинку сына.
– Ты знаешь, что у нас гости? Кое-кто хочет познакомиться с тобой.

Кингсли посмотрел на мальчика в колыбели, одетого в бледную сине-белую пижаму. У него была копна светло-русых волос на головке, ярко-голубые глаза матери и торжественное выражение лица. Такой серьезный взгляд на таком маленьком мальчике. Кингсли чуть не рассмеялся над ним.

– Можно?
– спросил Кингсли, не глядя на Грейс. Он не мог отвести глаз от Фионна.

– Конечно, - ответила Грейс.
– Ему нравится на ручках.

Кингсли осторожно вытащил мальчика из кроватки и прижал к груди. Грейс дала ему мягкое голубое одеяло, которое Кингсли обернул вокруг спины и головы Фионна.

– У тебя хорошо получается, - заметила Грейс.
– Но у тебя больше практики, чем у меня.

Кингсли улыбнулся и ничего не ответил. Он не мог отвечать. Он не мог говорить. Ни слова.

Кингсли усмехнулся, и Грейс, без секундного замешательства, подняла руку к его лицу и смахнула слезы с его щек.

– Merci, - прошептал он и поцеловал Фионна в макушку. Он пах как младенец, как его собственная Селеста. Чистый аромат лавандового мыла и невинности.
– У нас с Фионном есть кое-что общее.

– И что же это?
– поинтересовалась Грейс.

– Мы оба живы благодаря Сорену.

– Да. Думаю, вы оба.
– Грейс снова прикоснулась к его лицу, смахивая еще одну слезу. Кингсли усмехнулся над собой.
– У тебя получается лучше, чем у Норы, когда она держала его в первый раз. Она сделала это примерно за три секунды до того, как вернуть его мне и разрыдаться в объятиях Закари. Он безжалостно дразнил ее по этому поводу.

– Он прекрасен. Неудивительно, что она плакала.

– Они с Закари долго говорили о Фионне, - продолжила Грейс.
– Они могут разговаривать часами.

– О чем они говорили?
– спросил Кингсли, поглаживая Фионна по спине.

– О том, чтобы Нора стала крестной Фионна.

– Я думал, она уже.

– Так и есть. Но я поговорила с Закари и, учитывая все...

– Ты хочешь, чтобы она стала его законным опекуном?

– Да. Если что-то случится со мной или с Закари, мы хотим, чтобы она заботилась о Фионне. Она пока не сказала «да».

– Она и не согласится.

– Закари уговаривает ее.

– Я думал, у него есть брат?

– Есть, и у меня есть братья и сестры, родители... Но не приведи Господь, я хочу, чтобы он был с Норой, и Закари хочет того же. Я хочу, чтобы он был с тем, кто знает правду о нем, с тем, кто знает, как он появился, и кто будет любить его из-за этого, а не вопреки этому.

И Фионн будет рядом с Сореном, о чем Грейс не сказала. Но ей и не нужно было этого делать.

– Она недостаточно доверяет себе. Но я не могу придумать никого лучше для воспитания его, если что-то случится, - ответил Кингсли и говорил это серьезно.

– Как и мы.

– Я поговорю с ней, - пообещал Кингсли.

– Правда? Пожалуйста, - попросила Грейс.
– Завтра его первый день рождения. Не могу поверить, что моему малышу уже годик.

– Я до сих пор не могу поверить, что он здесь, - сказал Кингсли, крепче прижимая к себе Фионна. Мальчик, казалось, не возражал. Он снова заснул и тихо пускал слюни на рубашку Кингсли. Ничего такого, к чему бы он не привык.
– Я и представить себе не мог... Да и кто бы мог представить? Он священник.

Грейс улыбнулась, и на ее лице появился легкий румянец.

– Не знаю, что на меня нашло, когда я попросила его, - призналась Грейс.

– Ты не обязана рассказывать мне, что произошло, - сказал Кингсли.
– Это касается только тебя и его.

– Но мне нужно кому-то рассказать. Я не изменяла своему мужу. Он разрешил мне пойти повеселиться, как он сказал. Никаких правил. Все, что я захочу или в чем нуждаюсь. Я была подавлена, и он это знал. Нора помогла ему. Он думал, она и мне сможет помочь.

– У Норы необычные методы помощи нуждающимся. Но они работают.

– Именно. В тот момент… - продолжила Грейс, - я почувствовала, что это правильно. И я знала, что если ничего не скажу, если не спрошу, то буду жалеть об этом всю оставшуюся жизнь. Сейчас? У меня есть сын. У нас есть сын.

– Мы все...
– Кингсли замялся и громко сглотнул. И низким голосом произнес: - Мы все очень счастливы.

«Мы все очень счастливы» - ужасный выбор слов. Ошеломительный восторг было бы более точным описание того, что они чувствовали, когда узнали, что у Сорена есть сын. Новость была сродни взрыву бомбы, их всех переполняла волна радости.