– Ты проверяешь домашку?
– спросил Кингсли.

– Нет, я все еще в декретном отпуске, - ответил она. На столе рядом с ней стояла радионяня.
– Это корректура к моей книге. Ничего увлекательного. Только поэзия.
– Девушка подняла распечатанную страницу, на которой было написано «Крыша Новенн[1]».

– Ты снова пишешь? – задал вопрос Кигсли. Он вспомнил из ее досье, что в начале двухтысячных она опубликовала несколько сборников стихов.

– Да, - сказала Грейс, застенчиво улыбаясь.
– Не знаю, в чем дело... как только я забеременела Фионом, во мне появилось столько творческой энергии. Я не могла перестать писать. Закари думал, я спятила. Хотя он редактор, а не писатель. Он думает, все писатели немного безумны.

– Должен с ним согласиться, - ответил Кингсли.
– Прими поздравления по поводу публикации.

Она сложила страницы и закрыла ручку.
– Спасибо, Кинг. Но я не верю, что ты пересек океан только ради разговора о моей поэзии.

– Даже если это было вдохновлено нашим общим другом?
– спросил Кингсли.

– Даже так, - призналась она без стыда. Хорошо. Вероятно, Кингсли презирал ее, если бы у нее были какие-либо сожаления, стыд за случившееся. Но она вошла в их мир с открытым сердцем, открытым разумом и вернулась из него с благословением внутри.
– Через несколько месяцев я вернусь в школу и пытаюсь не думать о том, что придется оставить Фиона.

– После выпуска он преподавал в нашей школе. Ты знала?

Она крепко держала бокал на кофейном столике, пока Кингсли разливал вино.

– Рассказывал. Говорил, ему это нравилось. Не ожидала этого от него.

Кингсли взял фотографию в рамке на столике между ними - черно-белая фотография новорожденного ребенка, спящего на белой подушке.

– Единственное, что можно сказать о нем с уверенностью, - произнес Кингсли, повернув фотографию к Грейс, - он полон сюрпризов.

Она красиво покраснела и тихо усмехнулась, Кинг не мог сдержаться и не рассмеяться.

– Ты поэтому тут? Проверяешь вместо него Фиона?

– Нет, - ответил Кингсли.
– Хотя он мне никогда не простит, если я не навещу его, будучи здесь.
– Кингу очень хотелось увидеть мальчика, но он на собственном горьком опыте узнал, что не стоить будить спящего ребенка.

– Я из любопытства спрашиваю, почему ты здесь. Тебе не нужна причина, чтобы навестить нас. Предполагаю, остальные хорошо поживают?
– спросила Грейс.
– Джульетта? Твоя дочка? Нора?

– Джульетта и Селеста прекрасны, как всегда, - подтвердил он.
– Но Нора, она недавно потеряла мать. Кажется, месяц назад.

– Я и понятия не имела. Закари ни словом не обмолвился.

– Она никому не говорила. Исчезла на две недели.

– Нора, - вздохнула Грейс и покачала головой.
– Что ж, если бы она вела себя как нормальный человек, это была бы не Нора, не так ли?

– Да. Не была бы.
– Кингсли усмехнулся.
– Но она и ее мать... у них были сложные отношения.

– Из-за него?

– Ее мать ненавидела его. И я использую слово «ненавидела» не в легкой форме, - ответил Кингсли.
– Думаю, для Норы пройти через это одной было искупительной жертвой перед матерью. И она не могла рассказать ему. Однажды она уже убегала к матери, и он следовал за ней, как цербер.

– Этого я не знала. Но могу представить какой он... настойчивый, когда она обеспокоена?

– Можно и так сказать.
– Кингсли сделал глоток вина.
– У нее с матерью были незавершенные дела.

– Тогда это наихудший сценарий. Если ты близок с родителями, то скорбишь, когда они уходят. Если нет отношений - нет и скорби. Если хочешь быть ближе, но не можешь...

– Она очень тяжело всё перенесла, - продолжил Кингсли, хорошо зная Нору, чтобы сказать это искренне.

– Я позвоню ей завтра, - сказала Грейс. – Может, она приедет к нам на несколько дней. Ей понравится нянчиться с Фионом. И они с Заком будут спорить, что всякая печаль будет забыта, обещаю.

Кингсли хотел рассмеяться. Только Грейс Истон могла позвонить женщине, которая переспала, и не один раз, с ее мужем, выразить соболезнования в связи с утратой матери и затем пригласить ту погостить у Грейс, ее мужа и новорожденного мальчика, отцом которого был любовник Норы.

Понимала ли Грейс, какой необыкновенно странной женщиной она была?

Но опять же, не Кингу ее судить.

– Кроме этого, у нас все хорошо. У него тоже, - добавил Кинг, спасая Грейс от унижения спрашивать о нем.

– Хорошо, - ответила Грейс с улыбкой.
– Я и не думала... Он самый простой человек в мире, с которым можно поговорить... и самый нечитаемый человек. Меня поражает то, что Нора была с ним двадцать лет, это безумно, как и она сама. Закари был моим профессором, когда мы влюбились, и я думала, что сойду с ума, пытаясь скрыть этот секрет от друзей, семьи и университета. А быть со священником двадцать лет...

– Никто не удивлен больше меня тому, что они до сих пор вместе. Их здравомыслие под вопросом, но нельзя подвергать сомнению их любовь. Больше нет. И ей с ним было не просто, а она… Мне не нужно рассказывать тебе о Норе, не так ли?