Грейс широко улыбнулась.

– Нет, - согласилась она.
– Не нужно.
– Она сделала глоток Сира, и ее глаза округлились от удовольствия.

– Твой сын настоящий винодел. Вино чудесное.

– Я же говорил, - произнес Кингсли, делая глоток из своего бокала. Сира был хорош, потрясающий урожай, крепость и выдержка. Несмотря на то, как сильно Кингсли любил этот вкус, он понял, что иногда ему трудно его пить. Ком гордости в горле мешал глотать.

– Закари был впечатлен Нико, когда они познакомились. Сколько ему? Двадцать пять, а он уже владеет и управляет собственной винодельней?

– Я думаю о том, каким я был в двадцать пять, что я делал со своей жизнью, и не могу поверить, что он мой.

– Я могу в это поверить, - сказала Грейс, любезно улыбнувшись.

– Я не буду держать тебя всю ночь, показывая фотографии моих детей, - ответил Кингсли. У него были фотографии и Нико, и Селесты, и он был в шаге от того, чтобы вытащить их.
– Я здесь всего на несколько часов до самолета. И пришел не просто так.

– Мне стоит волноваться?
– уточнила Грейс.

– Non, pas du tout, - ответил Кингсли и махнул рукой.
– Прости. Французское вино пробуждает мой французский.

– Я немного говорю, - заметила она.
– Ты еще не потерял меня.

– Bon, - сказал он и прервался для еще одного глотка.
– Мне нужно кое-что рассказать. Историю. И сказать, почему я тебе ее рассказываю, смогу только после окончания повествования.

– Понимаю...
– протянула она, хотя Кингсли знал, что это не так.
– Могу я спросить, о чем история?

Кингсли потянулся к внутреннему нагрудному карману жакета. Оттуда он достал свежий белый конверт, толстый от документов внутри и запечатанный воском. На воске был оттиск, похожий на восьмерку внутри круга. Кингсли положил его на столик между своим бокалом и бокалом Грейс.

– История об этом, - объяснил Кингсли, кивая в сторону конверта.
– Я могу рассказать длинную версию, правдивую, или короткую, более милую версию. Мне нравятся обе. Но решать тебе.

– Длинную версию, конечно же, - с легкостью выбрала она.
– Расскажи мне все, что я должна знать, даже если думаешь, что я не захочу это слышать.

– Всё... опасное слово.
– Кинг откинулся на спинку кресла, а Грейс наклонилась вперед. Она смотрела на него с детской любознательностью.
– Но если ты настаиваешь. Чем больше ты знаешь о нас, тем лучше будет, если...

Он не закончил предложением, ему не нужно было, потому что он увидел понимание в глазах Грейс. Она знала концовку незаконченного им предложения, и ее кивок уберег его от боли произношения слов, которые никто еще не осмеливался произнести вслух.

Если Фион пойдет в отца...

– История началась двадцать лет назад, - приступил к рассказу Кингсли, вызывая в воображении воспоминания, которые пытался похоронить. Но он похоронил их заживо, и они остались живы.
– И происходит она на Манхеттене. И хотя ты еще не знаешь, зачем я тебе это говорю, Грейс, обещаю, ты не пожалеешь, что выслушала меня.

– Я ни о чем не жалею, - ответила она.

Кинг поправил фотографию ее маленького сына. Нет, никто из них ни о чем не жалел. Даже Кингсли.

– Шел дождь, - начал Кингсли.
– И это было в марте. Тогда у меня было все - деньги, власть, любые женщины и мужчины в моей постели, которых только можно пожелать. И сказать, что я был в плохом настроении, это ничего не сказать. Мне было двадцать восемь, и я не желал отмечать тридцатилетие. На самом деле, я надеялся не дожить до тридцати.

– Что случилось?

Кингсли вздохнул, глотнул вина и на мгновение замолчал, чтобы подобрать слова. Жаль, что Норы здесь не было. Рассказывание историй было ее суперспособностью, а не его. Но только он мог рассказать эту историю, и поэтому начал.

– Случился Сорен.

Глава 2

Где-то на Манхэттене, 1993

Март

– Чем травишься?
– спросил бармен, и Кингсли ответил: - Блондинками.

Бармен, Дюк, рассмеялся, наполовину усмехнулся, указывая на сцену.

– Две платиновые блондинки вон там.

Кингсли посмотрел на двух девушек, Холли и Айви, обнаженных до самых коленей, которыми зацепились за пилоны. Мужчины сидели вплотную к сцене и молча смотрели, уставившись только на танцовщиц. Долларовые купюры шелестели между их дергающихся пальцев.

– Сегодня я не в настроении для этого.
– Кингсли отвернулся от сцены.

– Что?
– переспросил Дюк.
– Как ты можешь быть не в настроении для этого? Они слишком горячие? Слишком сексуальные?