Исторически почти все экономисты рационализировали свою веру в капиталистическую рыночную систему и оправдывали единичные случаи регулирования этой системы государством, используя аргументацию утилитарно-прагматического характера. Например, в «Богатстве народов», первом систематическом труде по экономике, Адам Смит раскритиковал за неэффективность все прежние экономические системы, опиравшиеся на государственное регулирование, в особенности меркантилизм {23} . Смит выступал против государственных ограничений на производство и торговлю, поскольку они, по его мнению, сдерживают накопление капитала и замедляют процесс создания национального богатства. Отмена регулирования позволила бы частным предпринимателям в условиях конкуренции произвести наибольшее количество экономических благ для наибольшего числа людей.

Смит не распространял свои доводы в защиту свободной торговли на все сферы экономики. В «Богатстве народов» есть многочисленные примеры, подтверждающие неверие Адама Смита в то, что объединение частных воль и интересов всегда преобразуется в общественное благо. В тех случаях, когда такого преобразования не происходит, явно необходимо участие или даже регулирование со стороны государства. Ярким примером подобной ситуации служит национальная оборона, но еще более показательными являются другие исключения из общего правила невмешательства: образование, строительство мостов, каналов и дорог, почтовая служба {24} . Смит, по-видимому, часто смягчал принципы laissez-faire, если чувствовал, что частные материальные интересы не будут или не смогут действовать в интересах всего общества, как он их понимал {25} .

Иеремия Бентам и философские радикалы добавили ясности полуутилитаристской экономической философии Адама Смита {26} . Бентам верил в гармонию интересов, выраженных в частной экономической деятельности индивидов, и считал, что они создают устойчивую экономическую систему, т. е. что универсальный порядок «надежно и неосознанно устанавливается посредством самопроизвольного разделения задач и автоматического механизма обмена». Философские радикалы одобряли свободный рыночный капитализм, поскольку эта политико-экономическая система позволяла произвести «наибольшее количество благ для наибольшего числа людей». Вмешательство государства, a priori не осуждаемое, отвергалось прежде всего потому, что выгоды от него редко превышали издержки, как показал опыт и «гедонистическое исчисление». Таким образом, вопрос легитимности вмешательства государства в экономическую жизнь радикалы, как и Смит, рассматривали в утилитаристском ключе: они поддерживали такое экономическое устройство, которое соответствовало интересам всего общества, как они их понимали.

Этот подход лежал в основе методологии и идеологии большинства классических экономистов и, несомненно, был базовым почти во всех учениях представителей неоклассической школы. Смит, Рикардо, Милль, Маккаллох, Сениор, Маршалл и, конечно, Кейнс {27} не только никогда не признавали, что верят в laissez-faire в чистом виде, но и никогда не считали laissez-faire частью какой бы то ни было четкой и последовательной теории государственной политики {28} . Единственный принцип, которым они руководствовались в отношении вопроса легитимности государственного регулирования, был по сути утилитаристским: хотя свободный рынок является в целом допустимым, государство может и должно осуществлять свое вмешательство, если его представители, должным образом избранные и действующие из лучших побуждений, считают, что такое вмешательство служит интересам общества.

Однако, данный подход к государственной политике ведет к серьезным трудностям. Помимо проанализированных выше нормативных соображений проблематичным является также и то, что прагматическая точка зрения может оказаться не столь прагматичной и научной, как ее хотели бы представить. Утилитаристы и прагматики предполагают, что существует некий универсальный метод точного определения экономических издержек и выгод от общественных мероприятий, позволяющий целенаправленно действовать в соответствии с интересами общества {29} . Однако издержки и выгоды отдельного индивида субъективны по своей природе; невозможно обобщить субъективные оценки издержек и выгод для разных индивидов и привести их к общему знаменателю {30} . Иначе говоря, однозначного способа точного вычисления максимального «блага» для наибольшего числа людей или определения совокупного объема общественных издержек, связанных с достижением какой-либо коллективной цели, может и не быть. Соответственно, может не существовать строгого метода доказательства того, что антимонопольная политика способствует эффективности экономики (и общества в целом) в некотором собирательном утилитаристском смысле.

Большинство исследователей категорически не согласны с этим выводом. По их мнению, имеется убедительная экономическая теория и исторические данные в поддержку того, что антимонопольная политика в конечном итоге действительно способствует росту общественного благосостояния. И даже признавая, что эмпирические свидетельства не поддаются точному измерению, они утверждают, что эта теория и факты являются серьезным оправданием антимонопольной политики в конкурентной рыночной системе.

Содержание настоящей работы оспаривает данную точку зрения, широко распространенную среди экономистов и в обществе в целом. Далее мы будем доказывать, что, напротив, факты свидетельствуют об отсутствии злоупотреблений по отношению к потребителям со стороны компаний, обвинявшихся в нарушении антимонопольного законодательства, и о том, что это законодательство защищало их конкурентов и снижало эффективность рынка. Более того, в настоящей работе утверждается, что неверное направление экономической политики было не только выбрано не случайно, но логически вытекало из неприменимой на практике и глубоко ошибочной теории конкуренции. Наконец, антимонопольное законодательство предлагается рассматривать как часть целого спектра правовых механизмов (куда входят тарифы, лицензирование, ограничения на ценообразование), которые, по общему признанию, ограничивают конкуренцию и способствуют монополизму в экономике. Парадокс, связанный с антимонопольной политикой, заключается прежде всего в том, что она делает экономику менее конкурентной и менее производительной. Доказательству и разъяснению этой точки зрения и посвящена данная работа.

Обсуждение теоретических основ антимонопольного законодательства уместно начать с общеизвестного исторического факта, заключающегося в том, что после окончания Гражданской войны уровень конкуренции снижался. Джозеф У. Макгуайр в своей фундаментальной работе «Бизнес и общество» выдвигает типичное объяснение этой ситуации с точки зрения расхожих представлений.

Кажется, все просто и ясно. Конкуренция эффективно действовала в период до начала Гражданской войны, но после войны начала устойчиво снижаться. В основных отраслях доминировали группы крупных корпораций, которые либо монополизировали рынок, либо вступали в сговор, для того чтобы ограничить свободу торговли и конкуренцию. Создается впечатление, что действия этих групп были эффективными, а закон Шермана стал логичным ответом на ухудшение экономической ситуации. Для ее исправления в систему свободного рынка были внесены коррективы.