Подведём итоги. Азербайджан вошёл в состав Российской империи в начале XIX века, причём это стало результатом с одной стороны – встречной экспансии России и Ирана, а с другой – политической бифуркации азербайджанской элиты. Ряд ханов приняли однозначно пророссийскую позицию, другие – предпочитали до последней возможности отстаивать верность Каджарам. Были и те, кто выжидал, с тем, чтобы впоследствии встать на сторону победителя. Так или иначе, присоединение к России не вызвало сколько-нибудь заметного отторжения у азербайджанской элиты. Хотя вопрос о системной инкорпорации азербайджанских элитариев в российское дворянство так и не был решён, целый ряд видных представителей азербайджанской аристократии занимали достаточно высокие посты в российской военной иерархии. Наконец, следует отметить, что к моменту вхождения в состав России в Азербайджане уже сложился достаточно заметный слой местной интеллигенции, которая была и морально, и по образовательному уровню готова осваивать культурный багаж вестернизированной России. В свою очередь, будучи заинтересована в формировании местных управленческих кадров, российская администрация прилагала максимум усилий для создания сети учебных учреждений, в которых азербайджанская молодёжь получала образование, обеспечивающее конвергенцию традиционных и новых культурных кодов и паттернов. Всё это в целом заложило основу взаимовыгодного культурного взаимодействия азербайджанского и российского этносов на глубинном уровне, сыгравшего важную роль впоследствии. Но об этом – в следующих главах.

Как мы уже говорили в Главе I, изначально нефть в глазах царской администрации отнюдь не входила в число наиболее ценных ресурсов Азербайджана. Главной ценностью представлялся шёлк, рассматривались возможности насаждения виноделия и табаководства, учитывались возможности торговли шерстью, а нефть… Впрочем, по мнению ряда авторов, уже в первой половине XVIII века нефть тоже принималась в расчёт в качестве потенциально перспективного товара [82] . Но, разумеется, на тот момент существенного спроса на нефть и её производные ни в России, ни в Европе ещё не было. В начале XIX века «нефтяные» сюжеты тоже играли крайне малую роль в борьбе за Закавказье. По большому счёту нефть становится стратегически важным сырьём, играющим едва ли не ключевую роль сначала в экономике региона, а впоследствии – и в мировой экономике, лишь с последней четверти XIX века. Именно тогда Апшеронский полуостров и прилегающие к нему территории стали «нефтяным сердцем» Российской империи, именно тогда был заложен фундамент бакинской нефтяной промышленности. Именно этим вопросам и будет посвящена эта глава.

Вообще говоря, первые упоминания о добыче нефти на апшеронском полуострове относятся ещё к X в. н. э., дореволюционные географы отмечали, что «…ещё арабские географы и историки упоминают о бакинских нефтяных источниках. В сороковых годах найден был в одном из балаханских колодцев камень с надписью, из которой видно, что в XVI столетии добывание нефти из этого колодца принадлежало сеидам. Продажа нефти составляла одну из главных статей дохода бакинских ханов» [83] . Характерно, что задолго до присоединения к России апшеронскую нефть вывозили преимущественно именно в Россию – в Астрахань и Кизляр [84] . Уже в 1729 г., то есть вскоре после Каспийского похода Петра Первого, была составлена первая карта Апшерона с указанными на ней нефтяными колодцами [85] . Надо отметить, что именно в связи с давними традициями работ с нефтью и эмпирически набранным опытом, азербайджанские нефтяники считались признанными мастерами своего дела уже в первой половине XIX в. Скажем, в 1833 г. для поиска нефти на Тамани привлекались именно азербайджанские знатоки нефтедобычи – Гаджи-Наби-Юсуф оглы и Юсуф-Амир Бек оглы [86] . Надо отметить, что Юсуф-Амир Бек (иногда в документах его именовали Юсуфом Амирбековым [87] ) вообще оставил значимый след в истории азербайджанской нефтедобычи. Интересно, что его потомок – Фикрет Амирбеков – тоже стал в 1960-х годах нефтепромысловым инженером. Таким образом, трудовые династии апшеронских нефтяников подчас имеют весьма давнюю историю.

Однако на тот момент нефть ещё не играла сколько-нибудь существенного значения в мировой экономике. Впрочем, нельзя не отметить, что наиболее дальновидные интеллектуалы России предвидели блестящее будущее бакинской нефти ещё на заре нефтяной эры. Так, например, Д. И. Менделеев уже в 1860-х годах писал: «Есть много поводов утверждать, что на Кавказе может развиться нефтяное дело не только до размеров пенсильванских, но, может быть, даже до больших и прочнейших» [88] . Для таких оценок были основания – всего за десятилетие (1863–1873 гг.) добыча нефти в Бакинском районе возросла в 3,5 раза – с 395,5 тыс. пудов до 1395,1 тыс. пудов [89] . Одновременно развивалась и нефтепереработка. Так, уже в 1861 г. в Сураханах заработал керосиновый завод В. А. Кокорева, перерабатывавший более полутора тысяч тонн нефти в год – по тем временам, огромный объём [90] . Однако пока этого не хватало, чтобы на равных конкурировать с американскими производителями. Для иллюстрации положения дел на тот момент можно отметить, что в 1873 г. американские нефтяные промыслы поставили на рынок 2705 тыс. пудов нефти и нефтепродуктов, а из Бакинского нефтедобывающего района поступило всего 400 тыс. пудов [91] . Для того, чтобы нефтяная отрасль заняла привычное нам место в экономической структуре мира, требовалось сочетание сразу нескольких факторов. Во-первых, разумеется, прогресс в химической науке, позволивший поставить нефтепереработку на научную основу в индустриальных масштабах. Во-вторых – изобретение керосиновой лампы, создавшей самим фактом своего существования огромный рынок сбыта для продуктов переработки нефти [92] . И, наконец, третьим определяющим фактором, обеспечившим начало нового этапа развития нефтяной промышленности, в котором мы, читающие эти строки, живём и по сей день, стал переход от использования нефтяных колодцев к добыче нефти с помощью буровых скважин. Первая скважина была пробурена в Биби-Эйбате неподалёку от Баку ещё в 1848 г., то есть на 11 лет раньше первой скважины Пенсильвании [93] . Однако, к сожалению, первая апшеронская скважина оказалась бесплодной, поэтому внедрение нового, перспективного способа нефтедобычи надолго замедлилось [94] . Первая подобная продуктивная скважина была пробурена в 1859 г. в США, в западной части штата Пенсильвания, а уже в 1871 г. [95] первая отечественная скважина была пробурена близь Баку, на Биби-Эйбатском месторождении [96] . В дальнейшем число нефтяных скважин, пробуренных на Апшеронском полуострове, начало стремительно увеличиваться. Если в 1872 г. их было всего две, то к 1878 г. их численность поднялась уже до уровня 301 [97] . В 1880–1890-х годах на фонтанную добычу приходилось в среднем 20, а в отдельные годы – даже и 30 % всей нефтедобычи Апшерона. Рекордным в этом плане был 1893 г., когда на долю фонтанной добычи пришлось 1785,5 тыс. тонн нефти (33,6 % нефтедобычи того года) [98] . Однако, посмотрев на эти цифры под другим углом зрения, надо учитывать, что две трети и более апшеронской нефтедобычи в те годы по-прежнему приходилось на откровенно архаичное «тартание» [99] из нефтяных колодцев. Конечно, передовые технологии постепенно проникали в бакинский нефтедобывающий район, но процесс этот был отнюдь не быстрым. С середины 1870-х годов ручной труд в бурении нефтяных скважин на Апшероне начал постепенно уступать своё место бурению с использованием паровых машин [100] . Рост механизации работ в нефтепромышленности Апшерона позволяют оценить данные о количестве и мощности паровых машин на промыслах, принадлежащих обществу братьев Нобель [101] .

Механизация нефтяных промыслов братьев Нобель в конце XIX в.

Разумеется, на менее крупных предприятиях Апшеронского полуострова внедрение механизации продвигалось не столь стремительными темпами, но общее представление о генеральной тенденции тех лет вышеприведённая таблица даёт. Синхронно развивалась и складская структура апшеронских нефтепромыслов. Так как история нефтяной промышленности дореволюционной России в целом лежит вне границ предмета нашего исследования, мы не будем описывать рост числа нефтяных складов в Поволжье, Центральном промышленном и Петербургском регионах [102] . Думается, будет достаточно указать, что непосредственно в окрестностях Баку к 1900 г. уже существовало около 2 тыс. различных хранилищ общей ёмкостью в 276,5 млн пудов [103] .

Надо отметить, что администрация Российской империи достаточно чутко отнеслась к изменению в нефтяном бизнесе. До начала 1870-х годов в стране существовала государственная монополия на добычу нефти, причём государство то пыталось наладить нефтедобычу на казённых промыслах, то сдавало их в аренду частным предпринимателям. Хотя уже в 1867 г. в Тифлисе была создана межведомственная комиссия, которая пришла к выводу о необходимости ликвидации откупной системы и кардинального изменения налоговой системы в отношении нефтяной промышленности (предлагалось по примеру принятой в США практики полностью освободить от налогообложения собственно добычу сырой нефти и взимать налог только лишь с производства керосина), на практике решения этой комиссии воплощались в жизнь весьма неспешно [104] . Однако теперь, после перехода к бурению скважин и резкому росту спроса на нефть и нефтепродукты, государственная монополия была отменена, а нефтяные земли стали сдаваться в разработку конкурирующим частным компаниям с торгов. Впрочем, принятые в 1872 г. «Правила о нефтяном промысле и акцизе с фотогенного производства», решив проблему сдачи нефтеносных участков предпринимателям, одновременно существенно осложнили развитие отечественного нефтяного бизнеса непомерно высокими ставками акцизного налога. Это позволило американским предпринимателям успешно завоёвывать российский рынок керосина. Поэтому в 1875 г. в Тифлисе была создана комиссия министерства финансов с участием представителей акцизного управления керосинозаводчиков для оптимизации системы налогообложения в нефтяной отрасли [105] . Надо отметить, что к обсуждению вопроса привлекались и научные эксперты – Д. И. Менделеев и К. И. Лисенко. Впрочем, наряду с мнением специалистов-химиков и жалобами коммерсантов на засилье иностранных конкурентов, немаловажными были доводы минфина, согласно которым акциз на керосин, стесняя керосинопроизводителей, очень мало что давал бюджету. За 5 лет существования «керосинового» акциза по этой статье в казну поступило лишь 1,25 млн руб., что в масштабах империи было крайне незначительной величиной. После тщательного изучения вопроса взимание акциза с отечественного керосина было прекращено с 1 сентября 1877 года [106] . За последующие 10 лет производство керосина в Баку выросло в семь раз. Думается, этот фантастический рост был обусловлен, в том числе, и целенаправленной налоговой политикой государства, призванной интенсифицировать производство. Тем не менее спустя десять лет в Петербурге сочли, что уж теперь-то отечественная нефтяная промышленность достаточно окрепла, чтобы её можно было бы вновь обременить акцизом. Поэтому с 15 января 1888 г. были введены в действие «Правила об обложении акцизом осветительных нефтяных продуктов». С некоторыми изменениями эти «правила» просуществовали до 1917 года [107] . Надо отметить, что на этот раз «керосиновые» [108] акцизы играли куда более весомую роль в государственных доходах – только в первый год своего существования они обеспечили казне дополнительно 8 млн рублей, а в 1898 г. их сумма составила уже 20 млн рублей [109] . Впрочем, это была не последняя законодательная новация в нефтяном деле. В 1892 г., правильно оценив значение нефтяной промышленности для экономики страны в целом, царская администрация существенно расширила площадь земель, которые потенциально могли быть привлечены к нефтеразработкам, и приняла новые «Правила о нефтяном промысле», согласно которым казённые нефтеносные земли, находившиеся на тот момент в пользовании бывших государственных крестьян, изымались за определённое вознаграждение и также включались в сферу нефтяного бизнеса на общих основаниях [110] . Одновременно был изменён и порядок приобретения вообще всех нефтеносных участков. Теперь торги на государственные нефтеносные земли проводились за попудную плату, которая выплачивалась предпринимателями, исходя из объёма полученной с участка нефти [111] . Наконец, 14 мая 1900 г. были приняты «Правила об отдаче в разведку и добычу нефти без торгов заведомо нефтеносных земель», а 12 июня того же года – закон о порядке сдачи с торгов нефтеносных участков. Эти два документа регулировали сроки сдачи участков, величину пошлины и срок её внесения и другие вопросы эксплуатации нефтеносных земель [112] . Как видим, государственные инстанции Российской империи постоянно держали руку на пульсе нефтяной индустрии, стараясь различным законодательным инструментарием содействовать её интенсивному росту. В результате Апшеронский полуостров (а практически вся нефтедобыча Российской империи долгое время была сосредоточена именно в этом регионе) пережил грандиозный бум предпринимательской активности. Однако в дальнейшем, в силу ряда причин, отношение правительственных инстанций к апшеронской нефти начинает меняться. Фактически последние торги, на которых распределялись нефтеносные земли для перспективного бурения, прошли в 1900 г. Результаты торгов 1903 и 1906 годов Сенат так и не утвердил, требуя разработки нового закона о торгах. Между тем, после известного манифеста 17 октября 1905 г. принятие любого нового закона требовало его обсуждения и одобрения в Государственной думе. Наконец законопроект о новом порядке торгов нефтеносными землями поступил в думу в 1910 г., а в 1912 г. был утверждён. Разумеется, в отсутствие утверждённого закона всё это время торги нефтеносными участками не производились. В 1913 г. были проведены торги уже по новым правилам, но Сенат их вновь не утвердил. В результате за период 1900-1911 гг. площадь всех эксплуатируемых на нефтепромыслах земель возросла менее чем на 10 % [113] . А. А. Иголкин, посвятивший изучению этих сюжетов несколько работ, считал, что корень столь странного подхода российского правительства к регулированию нефтяного бизнеса крылся в лоббировании интересов предпринимателей, связанных с угледобычей, и в первую очередь – с угольными воротилами Донбасса. Ключевую роль в этом регионе играл синдикат «Продуголь», за спиной которого стояли влиятельные французские коммерсанты и банкиры. С учётом того, что Россия на тот момент была крайне заинтересована во французских кредитах, видимо, в правительстве были вынуждены идти навстречу притязаниям эмиссаров «Продугля» и тормозить развитие конкурирующей отрасли промышленности. Так как этот вопрос, вообще говоря, выходит за пределы предмета нашего исследования и уводит нас далеко от Апшерона в недра большой политики, мы ограничимся лишь упоминанием этой версии, не вдаваясь в её обсуждение.

В качестве любопытного факта можно отметить, что бурный рост предпринимательской активности в Бакинском нефтедобывающем районе привёл к определённым изменениям и в этнической картине края. Скажем, нужда нефтяных промыслов в квалифицированных инженерах и делопроизводителях привела к тому, что в Азербайджане существенно увеличились еврейская [114] и польская [115] общины. Так как евреи-ашкеназы, прибывавшие в Азербайджан, существенно отличались по своим поведенческим стереотипам от местных горских евреев, в Азербайджане этноним «ашкеназ» практически не употреблялся – их называли «русскими евреями» [116] .

К концу XIX в. нефтяные промыслы на Апшероне охватывали Балахно-Сабунчинско-Романинскую, Сураханскую, Биби-Эйбатскую и Бинагадинскую площади, а так же остров Святой. В Чёрном и Белом городах Баку работали нефтеперегонные заводы. Вообще, надо отметить, что изначально вывоз собственно нефти считался менее экономически выгодным, по сравнению с вывозом продуктов переработки нефти, поэтому уже к 1872 г. в Баку функционировало 57 нефтеперегонных заводов [117] , а в 1880-х их численность возросла до 200 [118] . В дальнейшем развитие нефтехимической промышленности в регионе также продолжалось достаточно интенсивно – строились новые заводы, а старые проходили модернизацию. На первый взгляд, можно говорить о некотором регрессе нефтепереработки в Бакинском нефтедобывающем районе на рубеже XIX/XX веков. Уже к 1885 г. число нефтеперегонных заводов сократилось до 120, а к 1900 г. и вовсе упало до отметки 93. Однако на самом деле речь в данном случае шла не о спаде нефтепереработки, а о ликвидации устаревших производств и замене архаичного оборудования на более современное. Сокращение числа заводов сопровождалось синхронным ростом их производительности. В 1889 г. на бакинских нефтеперегонных заводах было выпущено 22 млн пудов керосина, в 1890 – 74, а в 1900 – уже 110,4 млн пудов [119] . К рубежу веков крупнейшими нефтеперегонными заводами Баку, оборудованными по последнему слову техники тех лет, были предприятия Нобеля, Шибаева, Каспийского товарищества, Каспийско-Черноморского общества. Для нефтеперерабатывающей промышленности Апшерона была характерна очень высокая концентрация производства, при которой основная масса выпускаемой продукции приходилась на несколько ведущих предприятий. Скажем, в 1894 г. из 60,9 млн пудов керосина, произведённых в Бакинском нефтедобывающем районе, 85,9 % было выпущено на 18 заводах с производительностью более 700 тыс. пудов в год каждый. При этом остальные 14 % суммарного выпуска апшеронского керосина распределились между 64 мелкими нефтеперегонными предприятиями [120] .