— Русалки говорили, что мы в детстве с ними играли, — зачем-то сообщила я Агею.

— Эти не русалки, а шишаги, — усмехнулся он. — Больно вредные! Водяной их гоняет-гоняет, а они всё одно шалят.

— А я их не помню… Так, смутно…

— Ты же маленькая была.

— А что я здесь могла делать маленькая?

— Так с отцом гостила у семьи, — Агей смотрел на меня как на дурочку. — С той стороны Шишагова озера Медвежье царство!

— Не помню, — пробормотала я. — Мне бы зелье какое, для памяти выпить! А то сижу и глазами хлопаю: все меня знают, а я никого…

— Вернётся твоя память! — Агей легонько поцеловал мой висок. — А если уж так невтерпёж, вон Олена с Захаром могут тебе сварить чего-нибудь.

— Уж Захар сварит! — съязвила я. — Как сварит, так я светиться начну пайетками или зелёными ромашками прорасту!

— Да он хороший парень! — засмеялся Агей. — Только рассеянный очень! Ему всё записывать надо!

— А где они сейчас? — встрепенулась я. — Олена, Захар, Света?

— В поселении. Их разместили среди семей. А что, соскучилась?

— Как бы надо бы их проведать, — пожав плечами, я поднялась. — Особенно Свету и маленького Весеня!

— За Свету не беспокойся! — Агей подхватил с дерева кожаную куртку фасона девяностых фарцовских годов, из кусочков кожи, и накинул её мне на плечи. — Но пошли, провожу. А там вместе на церемонию погребения пойдём.

Нечай… Ведь его жена, то есть уже вдова сказала — на закате погребение! Я глянула на солнце — оно уже почти скрылось за деревьями.

— Идём! — кивнула я. — Ты хорошо знал Нечая?

— Это мой дядя, — просто ответил Агей.

Вот оно что! Я растерянно взглянула на него и словно ещё раз увидела сжатые в нитку губы, решительный блеск в глазах и выражение лица, застывшего от страдания, когда Агей воткнул деревянный кол в грудь Нечая-упыря. Я бы никогда… Ни за что в жизни не смогла убить кого-то из своей семьи, даже если бы знала, что смерть принесёт ему покой!

Мы шли по уже знакомой тропиночке обратно к поселению, как вдруг та самая сонная мысль потянулась, зевнула и выползла из-под одеялка. Явилась не запылилась! И стукнула мне в черепную коробку, да так, что я остановилась как вкопанная. И Агея за руку придержала:

— А как же Яна?

— Что Яна?

Я споткнулась о мысль и продолжила уже не так уверенно:

— Ну, между вами что-то есть… Или было… Нет, есть! Я это почувствовала ещё на суде!

Агей прищурился и спросил:

— И что же между нами есть?

— Ну… Какие-то отношения, — буркнула я, злясь на мысль и дурацкую привычку спрашивать о том, что меня касаться не должно. Агей повернул меня к себе лицом, заставив взглянуть в глаза. Чёрт возьми, нет, я должна знать! Меня это касается! Пусть отвечает и не врёт, ложь я почувствую сразу, я ведь эмпат всё-таки!

Он усмехнулся:

— Неужели ревнуешь?

— Не смей менять тему разговора!

— Она моя сестра.

Банц по башке! Так мне и надо! Ишь, какая эмпатка нашлась! Супер-ведьма! Читаю мысли на расстоянии! А такого предвидеть не смогла…

Чувствуя, как краска жаром заливает лицо, я пробормотала:

— Да неужели?!

Но вышло совсем не язвительно, как хотелось, а очень даже жалко. Да уж, надо отметить, что такой дурой я себя уже давно не выставляла! Если и бежать за тридевять земель, то прямо сейчас! Но мне опять не дали. Агей обнял меня, прижал к широкой груди так, что я сразу растаяла от ощущения литых мышц на щеке. И совсем растеклась лужицей, услышав его голос:

— Ты моя. А я твой, если ты этого хочешь. И больше никого между нами нет и никогда не будет!

— Обещаешь? — зачем-то спросила я, потёршись носом о его рубашку. Похоже, что сегодня у меня аншлаг глупых вопросов.

— Обещаю.

— Тогда пошли, а то опоздаем.

И этот ренегат подтолкнул меня по тропинке лёгким шлепком по попе. Волей-неволей пришлось взять заданное ускорение.

Мои товарищи по несчастью из Вырьего Яра устроились вполне неплохо. Олена кашеварила. Её сто пятьдесят килограммов ловко сновали туда-сюда между костром и пенёчком. На костре стоял на диво громадный котёл, в котором булькало варево. Оно издавало такой вкусный запах, что у меня аж заурчало в животе. Куриный супчик, что ли? На широком пеньке Рамон резал лук. И как резал! В лучших традициях искусных шеф-поваров он сёк его огромным ножом, который с дробным стуком поблёскивал в руке беса, практически невидимый из-за скорости. Подняв голову и заметив меня, Рамон расплылся в широчайшей улыбке:

— Мучачита! Какая встреча! Как прогулялось соло мио?

— Прелестно, — рассмеялась я. Рамон, хоть и бесовская натура, мне нравился с самой первой встречи.

— Как раз к тризне пожаловали! Мы тут с мадам Олена затеяли луковый супчик в духе французского Сан-Сильвестра! Только без сыра! Эти варвары не знают, что такое превосходный твёрдый сыр!

Повариха махнула на него рукой, но жест этот получился кокетливо-нежным:

— Ох и болтунишка ты, Рамончик! Режь, режь, а то не успеет провариться! Будут волки сырой лук жевать!