Шрифт:
— Только не начинай ваше любимое “да как ты смеешь”, — попросил он.
— Ты обещал! — Сакар справился с собой, но мягкость так и не вернулась в голос, наоборот: теперь он говорил жестко, уверенно, холодно. Теперь голос соответствовал, наконец, взгляду. Разве что слегка звенел.
“Расплачься еще мне тут”, — подумал Алекс, пожал плечами и честно признался:
— Я часто вру.
— Возможно, — легко согласился Сакар. — Но если тебя просят о помощи, ты помогаешь. И теперь о помощи прошу я.
“Не помогаю я никому, — подумал Алекс. — Откуда эта странная уверенность у всех взялась? Я и себе-то помочь не могу..."
Если он и помогал, то по ходу дела. По дороге. Которая, как он теперь понимал, вела в никуда. Не было смысла ни в дороге, ни в том, чтобы помнить двенадцать шагов, ни в том, чтобы кому-либо помогать.
— Я помог, — напомнил он. — Вон, на шее что висит? — и кивнул на печать Артага.
— Этого мало, — возразил Сакар. И в глазах зажглись нехорошие огоньки. И не будь Алексу на всё настолько наплевать, он наверное даже поежился бы от этого взгляда.
Лордёнок злится, когда ему приходится играть непривычную роль. И слишком открыто демонстрирует себя настоящего. И голод во взгляде. Такому всегда будет мало. Он никогда и ни перед чем не остановится. И если проживет еще пару годков, что, конечно, сомнительно, он и на трон самого Императора замахнется.
Алексу, конечно, до этих разборок дела никогда не было, но Императора он уважал. Не слишком любил, но чисто по-человечески уважал. Хороший хозяйственный мужик, не без странностей, но кто вообще без странностей?
Зато со всеми Семью холмами прекрасно справлялся. И с Горными справлялся. И даже Южные пустоши были больше не страшны. Тут, положим, он разобрался не без помощи Алекса, но всё же, всё же...
— Губу закатай, — бросил Алекс раздраженно.
Сакар и без того начинал его утомлять, а как показался угрозой Императору, так и вовсе заставил чувствовать себя предателем. А Алекс и без него слишком многих предал.
— Рамор передал тебе мой совет? — спросил он. — Чтобы ты никуда не лез? Чтоб навел порядок в своих землях? Это — вся помощь, которую я могу тебе оказать.
Сакар кивнул:
— Я услышал твой совет, охотник. Я собираюсь ему следовать. Могу только предположить, что у нас с тобой несколько разные взгляды на то, какие именно земли — мои.
— То есть все-таки полезешь в драку? — уточнил Алекс и прищурился. — А хочешь еще совет?
Сакар молча смотрел в глаза.
— Лезть в драку нужно в последнюю очередь, — сказал Алекс. — После того, как испробовал все варианты. Когда других вариантов уже просто нет. А такое бывает нечасто, лорд Сакар, чтоб вариантов не было.
Сакар молчал.
— Бывает, — продолжал Алекс, — что подслеповатый правитель вариантов не видит. Что ему лишь бы повоевать, лишь бы победить, и неважно, сколько людей он угробит, да? Что делать такому правителю? Слезать с трона. Бросать это дело, пока не поздно. Забирать свои игрушки в торбу — и уходить подальше, пока ему не дали по шее. Понимаешь намек?
— Я понимаю, — Сакар едва заметно усмехнулся, и голос его неожиданно снова зазвучал мягко, тихо, напевно. Как ни странно, именно сейчас он решил, что вернул контроль над ситуацией. И даже чуть было нос снова не задрал. Повел головой, будто собирался, но передумал. Уставился в огонь.
И добил:
— А вот ты, Алекс, не понимаешь.
Алекс покосился на выглядывающего из кустов Рока, будто надеялся, что тот подскажет, чего именно он сейчас не понимает. Но Рок продолжал молча и грозно изучать Сакара с того момента, как вытолкал его на поляну. Что не мешало ему понемногу, якобы незаметно, отгрызать ветки с небольшого деревца вблизи.
— Ты думаешь, — продолжил Сакар, — я бы не хотел уйти? — и с усмешкой качнул головой. — Черт, я даже игрушки оставил бы!
Алекс поднял брови.
Встретились у костра два сумасшедших. И конь.
Неплохое начало для анекдота.
Сакар не врал. Вот сейчас — абсолютно точно не врал.
Впрочем, сейчас Алекс уже не был так уверен в своем умении читать людей, как еще сегодня утром. Лордёнок попался какой-то очень сложный. И вот то, в глазах, то пронзительное, что Алекс поначалу принял за голод — это тоже другое. Не голод — жажда. Жизни.