Я молчала, лицо мое застыло, и лишь губы едва заметно подрагивали. Я должна была ему рассказать, но не могла. Не могла открыть рта, не могла выдавить из себя ни звука. Я не могла стать вестником беды.

И утешала себя лишь мыслью о том, что он бы мне все равно не поверил. Да я сама бы не поверила на его месте.

— Ты зачем пришла? Будешь моей первой клиенткой, а то, посмотри ж, ни одной живой души за все утро.

— Да… мне торт с малиновой прослойкой, — тихо проговорила я, рассеянно шаря по ткани юбки в поисках кармана. У меня всегда с собой было несколько монет на какой-нибудь непредвиденный случай. Непредвиденными почему-то всегда случались как раз побеги в кондитерскую…

Если верить Барону — а врать ему смысла вроде не было, — проклятие цеплялось не ко всем, и если человек при контакте с проклятым не подхватил от него эту гадость, значит, умереть от проклятия ему не суждено. Зато быть убитым оживленцем — вполне возможно. Слухи слухами, но никто пока не верил, что умерший способен подняться, а значит, не берегся.

Ни командор, ни градоправитель не торопились сообщать плохие новости горожанам, дабы избежать волнений и самосудов.

Глядя на то, как безмятежно господин Фивт пакует мою покупку, я кусала щеку — отвратительная привычка, проявляющаяся во время волнений, от которой никто меня так и не смог отучить, — и истово надеялась, что очень скоро стража найдет первого проклятого и упокоит его. И проклятие спадет. О том, что многие в любом случае погибнут и не исключено, что в их число войдет приветливая, всегда веселая, полнокровная и по-своему красивая Ларси, я упрямо старалась не думать. Чтобы не накликать беду.

Нам с Улисой повезло, мы не подхватили проклятие, а я теперь уже при любом раскладе не подхвачу – Барон позаботился, но кому-то повезло меньше…

Из магазина я вылетела, стоило только коробке с тортом оказаться в моих руках, наскоро попрощавшись, чем изрядно удивила общительного господина Фивта — у меня не было сил находиться в его обществе, в любую минуту я готова была вывалить на него страшную правду. Правду, которую он не хотел бы знать… да и не надо было ему этого знать.

*

Мисси любила малину. Впрочем, Мисси любила почти все ягоды, кроме, пожалуй, крыжовника. Он безотчетно вызывал у нее брезгливую неприязнь. Как утверждала девочка, смущенно и по секрету, спелые, налитые соком ягоды своими зелеными боками и видными сквозь тонкую прозрачную кожуру внутренностями напоминали ей жуков.

С воображением у Мисси все было в полном порядке, в отличие от здоровья.

Дама Ариш с дочерью жили в аккуратном домике из некрашеного, потемневшего со временем дерева, втиснутом между двумя другими зданиями, больше и значимее… дороже.

Прижимая к груди коробку с тортом и ежась под порывами резкого ветра, злорадно бросавшего мне в лицо горсти мелких холодных дождевых капель, я пробарабанила по двери, старательно поворачиваясь спиной к ветру и всячески стараясь защитить бумажную упаковку от воды.

Открыли мне после третьей попытки, когда я уже решила, что постучала последний раз и сейчас же возвращаюсь домой.

Дама Ариш была медлительна и тиха.

— День добрый, — бодро проорала я, стараясь перекричать непогоду. — А я вот, в гости пришла.

Мне уступили дорогу, и я охотно ворвалась в тепло. Здесь было сухо и хорошо, вот только пахло странно. Знакомый, злой запах, которого в этом доме не должно было быть.

Я знала, что ему здесь не место, и потому не сразу поверила своему носу.

— А я вот с гостинцем. — Моя нервная радость смущала даже меня, подозреваю, хозяйку дома она и вовсе поставила в тупик.

В непривычном полумраке фигура дамы Ариш скрадывалась, контуры размывались, я не могла ее разглядеть и нервничала только больше. Она молчала.

— Я торт… на кухню отнесу, — пробормотала я, отступая к нужной двери.

В гостях у семейства Ариш я была всего дважды. Первый раз – полтора года назад, когда Мисси особенно сильно заболела и я по вечерам сидела с ней, чтобы дама Ариш могла хоть немного отдохнуть. И второй раз — полгода назад, на дне рождения Мисси.

И оба раза дом мне казался уютным и милым, совсем не таким, каким он был сейчас. И уж точно раньше здесь не пахло кровью и чуть подпортившимся мясом…

Мне не следовало идти на кухню. Впрочем, мне вообще не следовало заходить в этот дом.

— О нет…

Я была не права, когда говорила Улисе, что дама Ариш сейчас одна. Она не была одна, ее муж сумел вернуться в город раньше, чем ворота закрыли. И успел как раз к ужину. Вероятно, до дома он добрался достаточно поздно – повозка, на которой подвозили рабочих, проезжала мимо нашего города ближе к полуночи, – решил не будить жену и сам разогрел себе еду. А потом сам… стал едой.

Я нервно хихикнула, чувствуя, как по позвоночнику, вместе со стекающими дождевыми каплями, прошелся холодок. В груди стало тесно от вспухшего ужаса.