— И ни одного потраченного эсса а? — весело откликнулась Улиса, проверяя свертки с чайными сборами. Раны ее не мучили, да и воспоминания о случившемся не мешали спать по ночам — крепкая ведьминская психика берегла ее нервы.

Как ни странно, меня воспоминания о неудачном сожжении также почти не тревожили. Хуже было, когда я нашла семью Ариш… Свои неприятности переживались легко, не оставляя в памяти шрамов.

И именно поэтому я улыбнулась в ответ.

Слегка попорченная шкура и пара убитых нервов — не такая уж и большая плата за обновленный дом.

— Но надо будет прожечь углы, мало ли с какими мыслями и злыми пожеланиями они здесь работали. Выкурим всю заразу. — Улиса выбрала сбор и помахала им в воздухе. — Чаю?

Глава одиннадцатая.

О страшной правде

В своем собственном доме я чувствовала себя чужой. Неприятное ощущение мучало меня весь день, но только вечером, не найдя щетку для мытья посуды на ее законном месте, я поняла, что не так: все лежало не на своих местах.

Откашлявшись и закатав рукава простой рубахи, я ринулась возвращать уют в свой дом, на время позабыв о недомоганиях.

Увлеченная, я рассеянно кивнула на заявление Улисы, что она не может смотреть, как я извожу саму себя, а потому отправляется в ванную. Я ничего не имела против, меня сбивали с ритма ее брожения вокруг и тяжелые вздохи.

Работа шла споро, пока мой энтузиазм не споткнулся о грязную посуду, забытую на столе, — с которой, собственно, все и началось.

После недолгой борьбы с собой я решила разобраться с ней, а все остальное оставить на завтра — болезнь меня все еще не отпустила, и стоило остановиться лишь на миг, как тут же дали о себе знать и ноющая спина, и гудящие ноги, и мелко подрагивающие от перенапряжения руки.

Посуды было не то чтобы много, я рассчитывала, что успею все сделать в тишине и спокойствии.

Я кое-чего не учла…

Барон явился неожиданно, изрядно меня напугав.

Последние события сделали меня нервной и впечатлительной, и его появление, к тому же в компании печально знакомого мясника, равнодушной оставить просто не могло.

Я разбила тарелку. Чистую, только что старательно мною отмытую от жирных разводов прошедшего ужина.

Мой измотанный вид Высшего не порадовал.

— Я же тебя вернул, почему тебе все еще нездоровится?

Вопрос этот мною было решено считать риторическим. Ну в самом деле, не объяснять же ему, что больной я была и до путешествия в его жилище, а там меня просто подкосило совокупностью неблагоприятных обстоятельств.

— Что он здесь делает? — спросила я мрачно, рукой пытаясь нашарить нож для масла. Он лежал на краю раковины, ждал своей очереди на помывку и мог сойти за опасное оружие… хотя бы просто за оружие.

— Выкупает свою жизнь, — ответил Барон.

Мясник остановившимся, полным ужаса взглядом смотрел сквозь меня. Когда Барон толкнул его вперед, глаза мужчины на мгновение закатились.

— Приношу свои глубочайшие извинения, — выкрикнул он хрипло и испуганно, но совершенно неискренне.

— Что?

— Он раскаивается, — пояснил Барон с сомнением. — По крайней мере, должен.

— Почему?

— Ах да, ты же не знаешь. Идея с вашим сожжением принадлежала ему. Бэрт… тебя же зовут Бэрт? — грубо хлопнув мясника по плечу, спросил Барон, а получив утвердительный ответ (мужик мелко и отчаянно закивал, едва удерживая себя в сознании), жестоко добавил: — Мысль, что виновницей происходящего является ведьма, в пустые головы людей вложили жрецы вашего выдуманного бога. Они желали отдать ее Быстроводной. Наш раскаявшийся друг предложил казнь зрелищнее скучного утопления в реке.

— Но почему раскаивается он, а не жрецы? — спросила я.

Барон поскучнел.

— Непредвиденные обстоятельства.

Я приготовилась услышать нечто ужасающее.

— Что произошло?

— Они молились своему богу в моем присутствии, просить о защите от меня. Хотя Многоликого даже не существует. — Барон поморщился. — Это оскорбительно.

— И… как сильно вы оскорбились? — осторожно спросила я.

Повисла недолгая многообещающая тишина.

— Не думаю, что в ближайшее время храм будет открыт для горожан, — ответил Высший.

Я кивнула. Улиса определенно будет счастлива это услышать. Мне же просто было все равно.

Даже удивительно, но я не чувствовала никакой жалости, хотя не было и удовлетворения. Я была полна холодного равнодушия… и как же это было прекрасно.

— Так что, ты прощаешь его или я могу подкрепиться? — спросил Барон.

Мясник пошатнулся, но в обморок не упал, будто бы предупрежденный о том, что случится, если он позволит себе искать покой в беспамятстве.

— Я-то что, это Улиса должна решать. Ей же был вынесен приговор…