Мы находились невообразимо высоко…

Темнота пришла раньше, чем я сообразила, что мы и правда внутри горы: тело просто решило, что с него хватит.

*

— Перенапряжение и упадок сил, — постановил запуганный нервный целитель после лихорадочного смешного осмотра.

Ни я, ни Улиса, занимавшая в тот момент кресло у окна, поставленному диагнозу не верили, но благоразумно молчали.

Я — из жалости, ведьма — чтобы не привлекать к себе лишний раз внимание Высшего.

Вероятно, диагноз был бы точнее, позволь Барон целителю нормально выполнять свою работу. Но стоило только тому взяться за край одеяла, чтобы отбросить его и провести полноценный осмотр, как от стены, которую подпирал Высший, послышалось предостерегающее покашливание. Дураков нарываться на неприятности тут не было, и целитель принял решение осматривать меня сквозь сорочку, одеяло и покрывало, наброшенное поверх, — ночью, как утверждала Улиса, я сильно мерзла и неплохо морозила ее, по воле Барона ставшую моей вынужденной соседкой по кровати.

Целитель, видимо, был профессионалом, раз даже в таких условиях сумел что-то уловить.

— Ей… ей нужен покой, — бледнея, запинаясь и потея, он больше внимания уделял хмурому Барону, чем мне, — предпочтителен постельный режим. Желательно здоровое пи-питание.

Мужчина был немолод, но запинался как ученик на экзамене у строгого профессора.

— Еще что-нибудь? — мрачно спросил Барон.

— У меня трое детей, — простонал целитель. Как исключительно впечатлительная личность, принявший хмурость Высшего на свой счет, он готовился расстаться с жизнью.

— Сочувствую, — бесстрастно отозвался виновник всех его нервных переживаний. — С девчонкой что?

— Это все.

Перехватив внимательный взгляд жутких глаз, я невольно кашлянула.

Вопреки здравому смыслу, мне не хотелось говорить Барону, что я больна, не было у меня уверенности, что он эту новость воспримет адекватно.

— Значит, покой и постельный режим, — заключил Высший, рождая в моей душе робкие опасения. Опасения быстро переросли в крепкую уверенность — я все правильно сделала, умолчав о своей болезни.

Вот как на моей ноге защелкнулись кандалы, бережно обмотанные мягкой тканью, так сразу и осознала, насколько же предусмотрительным оказалось мое молчание.

Страшно было представить, что бы Барон сделал со мной, сознайся я в своей болезни.

Воображение просто отказывалось работать, заботливо оберегая мои нервы.

— Вы серьезно? — недоверчиво спросила я, подергав ногой.

Длинная цепь, скрепляющая кольцо на моей ноге и кольцо, приделанное к ножке кровати, злорадно зазвенела.

— Постельный режим, — напомнил Барон, пока его кукла, другая, не та, что вчера заботилась об Улисе, проверяла надежность и комфортность моих кандалов.

Пальцы ее, холодные и жесткие, изредка касались моей кожи, заставляя вздрагивать.

Барон не обманул, утром нам и правда принесли одежду… как утверждала Улиса. Меня в тот момент от реальности отделяло еще сорок минут крепкого, беспробудного сна.

А проснулась я уже в белой сорочке, до боли похожей на мою родную, оставленную в магазине, разве что у этой имелась узкая кружевная полоса на длинном рукаве.

— А как мне быть в случае возникновения простых человеческих желаний?

— Цепь достаточно длинная. — Барон кивнул на дальнюю стену, где находилась утопленная в камне дверь. — До уборной ты доберешься. Если что-то понадобится, просто вызови прислугу.

Он взглядом указал на шнурок, спускающийся по стене в изголовье кровати.

По задумке Барона это должно было помочь мне скорее выздороветь. Очень трогательная… такая своеобразная, совсем даже ненормальная забота.

Он был уверен, что я пойду на поправку. Он не рассматривал иных вариантов.

Он был не готов к тому, что случится.

Справедливости ради стоит отметить: никто из нас не был готов к произошедшим осложнениям — ни Барон, ни Улиса, ни я… тем более ни я.

И лишь куклы Высшего, с равнодушием существ, никогда не знавших настоящей жизни и всех сопутствующих ей проблем, безразлично выполняли свою работу, пугая меня мертвыми взглядами стеклянных глаз и холодными касаниями деревянных рук.

Долгий первый день ничего не происходило. Пользуясь отсутствием Барона, я могла позволить себе, нарушая запреты, помочь Улисе подтащить кресло поближе к окну и развернуть его в нужную сторону, а потом долго и основательно рассматривать пейзаж, негромко споря с ведьмой о том, где мы находимся.

Я, еще помня вчерашнее пылающее небо, была уверена, что замок Барона, вытесанный прямо в скале и являющийся по сути скалой, находится на закате от Атар-Эль. Улиса не желала со мной соглашаться, уверенная, что мы недалеко от столицы. Она утверждала, что такая долгая и островерхая цепочка гор могла находиться лишь в полуденных землях.

Разрешить наш спор было некому.

За день увлекательных и горячих споров мы так и не пришли к единому мнению касательно нашего местонахождения. А заглянувший лишь вечером Барон отказался наш спор разрешать и рассеянно поругал меня за преступное несоблюдение постельного режима.