День только начинался и меня чрезвычайно радовал тот факт, что провести его нам придется вместе. Какое мучительное удовольствие находиться наедине с тем, кого должна забыть, но не можешь отказаться от желания увлечь и соблазнить.

Дня три назад Юл перестал бриться и русая щетина на его щеках и подбородке придавала его облику небрежную мужественность. Вытянутый синий свитер и старые джинсы с лохматыми прорехами на коленях шли ему больше, чем парадный смокинг. Вот он стоит у березы, широко расставив длинные ноги в походных ботинках и прицелив бинокль к жилищу Юры. Я смотрю на светлые пряди, падающие на спину, на узкие бедра, покачивающиеся от нетерпения, и думаю о том, что Лара просчиталась, подбросив свой амулет: я не намерена уступать ей этого парня.

– Ты так загадочно улыбаешься, как Джоконда...
– Развернувшись, он рассматривал меня в бинокль.
– Только далеко-далеко, за краем реальности.

Я заслонила ладонью окуляры, отведя бинокль, и наши глаза встретились. Мы были на грани поцелуя. притягиваемые друг другом, как магнитом. Но Юл шагнув в сторону и зашагал прочь по косогору.

– Здесь старое кладбище.
– Крикнул он, не оборачиваясь.
– Веселенькая ночь нам предстоит!

Конечно же, на пригорке, среди берез, полагалось находиться погосту, вот с такими покосившимися крестами, забытыми, поросшими травой холмиками и свежими могилами, на которых ещё розовели поблекшие пластиковые розы.

– Здесь в округе остатки деревенек и, видимо, сюда свозят последних старожилов. Чтобы любовались с холма на родные места, где выросли, женихались, рожали детей...
– Начала я.

– ...А потом варили самогонку, страдали от побоев мужа и доставали из оврагов облеванных сыновей.
– Продолжил Юл.

– Но ведь не все так!
– Зло перебила я.

– Много, Слава, слишком много людей загублено. Слишком много, чтобы не помянуть КПСС и Сатану. Впрочем, они, видимо, родственники. Или сотрудники.

– Ты совсем не похож на эгоистичного, капризного малтчика, каким хотел казаться доктору Баташовой девять месяцев назад.

– Не знаю, почему меня - городского, прожженого циника, достали эти брошенные хаты, эти торчащие на пепелищах трубы, гниющие в бурьяне телеги и хомуты. А эти поваленные столбы и оборванные провода?! А разрушенные колодцы и брошенные сады?!
– Он сжал зубы и на скулах заходили злые желваки.
– Словно Чернобыль какой-то... А ведь живая земля!

– Ничего, милый, все теперь должно как-то выправиться, расправить плечи, выжить...
– Успокаивала я его, обрывая лепестки ромашки, произнося мысленно детскую считалоску. Последний белый лепесток вспорхнул, оставив круглую золотую головку - "любит"! Я положила руку на его плечо и встала рядом, как комсомолка под пули фашистов.
– Так хочется верить в счастливый конец. Вернее, в начало. В свет в конце тоннеля. Смотри, ты же прав, кругом цветущая, рвущаяся к солнцу земля, а на ней - живые и почти что светлые души...

– Что-то многовато упырей развелось на каждую живую душу.
– Зло буркнул Юл.
– Это агентство - хуже ассенизаторской службы. Такое ощущение, что весь в дерьме с головы до ног. Но не сам вывалялся, а тебя "подставили" и ещё пинка под зад дали - лети, милый, туда тебе и дорога...

– Кажется, мы проведем время в увлекательных философских дискуссиях. Это школа Лары?
– Съязвила я, отчаявшись поднять настроение Юла. В этот день его трудно было настроить на лирический лад.

– Расскажи лучше, что прихватила перекусить?
– Примирительно похлопал он меня по плечу и подтолкнул к машине.

...Мы устроили чудесный пикничок на траве, но начал моросить дождь и пришлось забраться в машину, свалив сидения. П нашему уговору на дереве возле Юркиного дома трепетала мокрая тельняшка. Если там произойдут какие-то изменения - появится что-то ещё или тельняшка исчезнет, - это будет сигнал тревоги. На экстренный случай Юра был снабжен ракетницей.

Мы видели, как с удочками наперевес, в рыбацких сапогах и куртке, наш подопечный направился к берегу. И вскоре после этого у дома появился мужичок, очевидно, из местных. Покрутился, осматривая автомобиль, и свернул на тропинку, ведущую в рощицу.

– Глянь-ка, - передал мне бинокль Юл.
– Вроде неприметная личность.

Я настроила линцы и остолбенела: сдвинув на лоб мятую кепку, по дорожке шагал Геннадий. Его кирзачи скользили по размокшей глине, ивовый прутик в руке ловко охаживал плечи, отгоняя оводов и слепней. Он шел явно со стороны озера, хотя и не имел при себе снастей или удочек.

– Ты его узнала?
– Вцепился в меня Юл.
– Эй! Не тяни - кто этот мужик, а?

Я села на камень, потеряв сразу силы и дар речи. Юл присел рядом и заглянул мне в лицо.

– Это Аркадий?

– Это тот, кому прострелили руку в моем подъезде.

– Друг Сергея?

– Друг, помощник, агент - не знаю. Может, уже враг. Не знаю, не знаю!

Дождливые сумерки казались бесконечными - время зависло в туманной мути между днем и ночью. Закрывшись в машине, я дремала на сидении, когда дверца тихо приотворилась и Юл жестом выманил меня наружу. Нацелив бинокль на избу, я увидела рядом с тельняшкой Юры оранжевое пятно его рыбацкого жилета.

Мы переглянулись. Теперь надо было обойти дом с тыла и постараться заснять "покупателей". Мы договорились, что Юра "продаст" все, что ему известно. Кем бы ни был этот мистер Х, защитить его интересы ценой собственной жизни, разумеется, не стоило. "Предоставь акулам возможность сожрать друг друга.
– Сказал на прощание Юл.
– А мы запечатлеем на пленку их славные мордашки".