— Прости, отец. Ты прав…

Старик напрягся и замер, услышав, как молодой правитель арханов назвал его, сильда, недавнего раба, отцом.

— Если бы не тот факт, что твоя душа не из этого мира, то даже не знаю, как бы можно было воспринимать такое твое обращение!

— Отец? — непонимающе взглянул парень на своего спасителя. — Здесь так не принято? Прости, если обидел. В том, моем прежнем мире, так обращались к пожилым людям. Как бы сказать… Это уважение младшего к старшему.

— Людям? Человеком, значит, был. Это объясняет твое удивление от собственного хвоста. Однако, здесь и люди отцами всех подряд не называют. Здесь, знаешь ли, это не просто слова. Не расскажешь, как смог сбежать, не входя в Лету?

Новоявленный архан скривился. Старик имел ввиду перевозчиков, переправляющих души из мира Смерти в мир Жизни, когда память о прошлых перерождениях блокируется и они начинают все с чистого листа. Но эта долбанная река!

— Не входя я не смог. Эта проклятая река почти ничего от меня не оставила. Так что можешь не спрашивать о моих прошлых жизнях, почти все осталось там, в гребанном отстойнике. Из памяти только последняя жизнь, да и та обрывками… А как выбрался? Правильнее спросить, как я туда попал! Я не убивал себя! Этот долбанный урод, брат Смерти, обманом сделал из меня жертву. Вытащил мою душу оттуда тоже он. Вот только ублюдок сделал это не сразу!

Внутри парня разгоралась ярость и ненависть к сущности, обрекшей его на все то, что он прошел. Сука! Сделал из него свою игрушку! Бывший байкер не знал, о чем этот четырехкрылый псих, маскирующийся под человека, разговаривал с богиней Смерти, так как они говорили на каком-то языке, который даже в духовном виде было невозможно понять. Но вот тот факт, что аргументом их разговора оказалась его душа — бесконечно бесило.

Взгляд старика стал острым. Он поднялся с чурбака, на котором до этого сидел, и стал задумчиво ходить взад-вперед, сложив руки за спиной. Через время вспышка ярости в душе спасенного утихла, а старик вновь взглянул на лежащего перед ним ребенка арханов, с перевязанной разорванными одеждами грудью. Обычные травмы сильд залечил мальчишке магией, но у того были куда более серьезные раны, которые не поддавались исцелению с теми лохмотьями от души, которые присутствовали в теле.

— Малыш, — позвал он архана. Парень дернулся от такого обращения. В конце концов, морально он не такой уж и малыш! Старик реакцию заметил, но лишь по-доброму улыбнулся. — Не злись. Даже если ты умер взрослым человеком, для меня это все равно детский возраст. Мне, к твоему сведению, больше восьми тысяч лет. Так вот. Ответь мне еще на один вопрос. Ты меня не знал, более того, ты умирал. Зачем ты из последних сил меня спас?

— Спас? — новоиспеченный архан посмотрел на старика, пытаясь сообразить, что тот имеет ввиду.

— Забыл? Ты снял с меня рабский ошейник! Когда умирает хозяин, если он не передаст контроль над рабом другому, то ошейник отправляет раба вслед за хозяином на тот свет. Это своеобразный залог верности. Если бы ты тогда не разорвал проклятую удавку, быть мне мертвым.

Извилины в голове лениво шевелились, собирая мозаику из сказанного стариком. Взгляд зацепился за лазурные перья вместо волос. Длинные тонкие перья, только сейчас он понял, что это такое!

— Ты что… Ты — та здоровенная птица?!

— Осознал? — мягко улыбнулся старик. — Я сильд, бывший раб твоего клана. Элементаль воздуха. Ты не так давно признал отцом бывшего раба своего рода.

Исполинская птица в человеческом облике внимательно следила за реакцией своего нового знакомца. Сказать откровенно, не будь старик свидетелем вселения в тело новой души и не окажись он этой новой душой спасенным — то добил бы мальчишку даже ценой своей жизни! Тем не менее особой реакции от белого архана так и не было.

— Я должен быть удивлен тем, что разговариваю с бывшим рабом? — взглянул мальчик серьезными желтыми глазами в лазурные глаза элементаля в ответ на выжидательный взгляд последнего. — Если честно, я больше удивлен тем, что ты способен превращаться в охренительных размеров птичку… А почему спас? Да потому что был зол. На всяких сущностей, играющихся с чужими душами, на всех, кто считает себя вправе распоряжаться чьей-то жизнью. Короче, просто был зол!

Старик молчал. Он был стихиалем. Распознание неправды для его народа — врожденный инстинкт. Мальчик не врал.

— Ты знаешь, что умираешь даже сейчас? Спасти тебя практически невозможно. Моя сила лишь оттягивает этот момент.

— Хреновая ситуация, — горько улыбнулся мальчишка, обнажая острые клыки. — Если сдохну — опять в отстойник для самоубийц отправят. И плевать им, что я не убивал себя! Удовольствие, отец, крайне сомнительное. Ты точно ничего не можешь сделать?

— Снова ты меня так назвал. И в этот раз намеренно, — тяжело вздохнул сильд, отходя к костру и помешивая кашу в котелке. Посуду, как и одежду, элементаль снял с убитых возле озера арханов. — Есть способ. Но он для меня крайне тяжел. Так что я стребую с тебя высокую цену.

Парень задумался. В то, что он продолжает медленно склеивать ласты верилось легко. Он это чувствовал, как старый пес, уходящий из родного двора на встречу смерти. Если старик может его спасти — нужно обязательно воспользоваться такой возможностью. Разумеется, тот мудак предусмотрел и это, иначе не подобрал бы для него погибающее тело! Конечно, за спасение жизни цена будет соответствующей. Но, черт возьми, он сейчас готов абсолютно на все, только бы не возвращаться туда!