Надо же, думаю, придёт же в голову. Бросилась в глаза уцелевшая табличка на доме с названием улицы: Гороховая… Гороховая?! До известного дома два по этой улице мы, впрочем, еще не дошли. Я переваривал удивление адресом, и тут же был ошарашен фразой, брошенной на ходу каким-то студентом или вчерашним гимназистом. Он пробегая мимо, куда-то спеша и поправляя постоянно сползавшую с плеча винтовку, бьющую его прикладом по ногам, выпалил: "Лизавет Михална, вас товарищ Востриков спрашивал," — и умчался дальше по своим несомненно важным делам. "Я услышала, Семагин," — крикнула Лиза ему в спину, — "подойду!"

— Лиза, а в каком машинописном бюро ты работаешь? Я что-то запамятовал, — насмешливо прищурившись, посмотрел я на девушку.

— Ой, и правда, я же тебе не сказала тогда, — расширились Лизины глаза.

— Случайно, не на Гороховой, два? — с усмешкой спросил я.

— Нет, не два. Десять. Прости, прости, забыла, из памяти вылетело — виновато взглянула Лиза, — У нас бюро в Комитете охраны. Со мною так приключилось. Помнишь, я тебе рассказывала, после революции год назад наше присутственное место разогнали, — принялась она мне объяснять, — И кушать совсем нечего было. И тут меня знакомая, которой я заказ шила, помогла с протекцией в машинописное бюро при комиссариатах милиции, от Временного правительства. Они тогда вместо царской полиции создавались. Вот там я и работала. А после октября, когда большевики власть взяли, милиция перестала почти работать. Многие разбежались, пишущие машинки утащили, да что там машинки, перья и чернила забирали. А я осталась, и машинку свою никому не дала забрать. Мне идти некуда было, кормиться нечем. Нас таких очень мало оставалось. Вот я у нового начальства и на хорошем счету. Печатаю я хорошо, исправно, быстро и без ошибок…

— И ты молчала, такую историю не рассказала, — притворно хмурясь протянул я.

— Ну полно, не злись! — Лиза хихикнула и ткнула кулачком меня в бок, — ну запамятовала, а теперь сказала.

— А Востриков это кто? — поинтересовался я.

— Товарищ Востриков это начальник нашей хозчасти. Большевик. Он раньше на заводе работал, а теперь вот над нами главный. Он хороший дядька, не злой. Совсем пожилой, ему уже лет пятьдесят, наверное.

Тем временем мы дошли до дома номер десять. На крыльце никто не стоял, лишь входили и выходили люди, по одному и группами. Мы прошли внутрь, и Лиза, продолжая держать за меня под руку, повела меня куда-то вглубь коридора к одной из дверей. Навстречу нам шел быстрым шагом невысокий худощавый седоватый человек в небольших круглых очках, одетый в пиджак и косоворотку и в брюки, заправленные в сапоги.

— Здравствуйте, Павел Иванович, — поздоровалась Лиза.

— Ааа, Лизавета, доброго утречка! — ответил мужчина, — и вам, товарищ, — обратился он ко мне. Я поздоровался в ответ.

— А я тебя, Лизавета, уже спрашивал, — сказал, по видимому, товарищ Востриков, — Катерина передала, что занемогла и прийти не сможет. Как бы не тиф оказался. А нам работы на сегодня многовато, за вчерашний день и с позавчера еще оставалось… А вы, товарищ, по какому вопросу?

— А я с Лизой, — кратко ответил я, — увезти её хочу.

— Павел Иванович, это мой Саша, мы в Москву собрались уезжать, — наклонив вниз голову, пояснила Лиза.

— Ай, Лизавета, без ножа режешь! Как же мы без тебя да Катерины! — поморщился Павел Иванович, — Ну да, понятно, дело молодое. Я бы сам тебя увёз, будь помоложе годков на двадцать, — и он хитро прищурился, — А вы, товарищ Александр, не хотите ли остаться в столице? Вы, с фронта, вижу, человек бывалый. А нам в комитеты охраны добровольцы нужны.

— Да мы уже надумали переезжать, товарищ Востриков, — отказался я, — да и другим заниматься хочу. Грамотный, читать считать умею.

— Грамотный это хорошо, — покивал Востриков, — А мне вот партия сказала "нынче здесь твоё место", вот я и делаю не то, что нравится, а то что партии нужно. Бабами, вот, командую.

— Понимаю, тяжело с ними, так и мучаемся, — вздохнул я, хитро взглянув на Лизу. Её прищуренный взгляд показал мне, что это мне обязательно припомнят.

— А ты, Лизавета, хоть на сегодня не поможешь ли? А то аврал у нас, — спросил Востриков.

— Саш, да, сможем? — оглянулась на меня Лиза.

— Поможем, чего ж не помочь, — пожал я плечами, всё равно делать было нечего.

— Вот и замечательно! Я тебе сводки и отчеты уже на стол положил, — обрадовался Востриков, — а вечером, Лизавета, приходи в финотдел, я договорюсь, чтобы расчет подготовили. А потом ко мне.

— Хорошо, Павел Иванович, — кивнула Лиза.

Мы прошли далее по коридору в дальний конец, откуда доносился стук и дребезг пишущих машинок.

— А ты сейчас за свои слова зайдешь в наш отдел со мной под руку, и я тебя представлю как своего мужа, — хитро улыбаясь сказала Лиза, — и будешь сидеть рядом со мной.

— Это тяжкое наказание, — пригорюнился я, — но понимаю, виноват.

— То то, и не говори, что ты со мной мучаешься, — рассмеялась она.

В комнате делопроизводства, как значилось на двери, сидело три девушки, стучащих по клавишам машинок. Когда мы зашли, их головы повернулись к нам и стук прекратился. Лиза, как и говорила, представила меня им, они назвали свои имена, кинули на меня оценивающие взгляды и вернулись к работе. Перед каждой лежала солидная стопка бумаг. Лиза подвела меня к своему столу, мы сняли верхнюю одежду. В комнате было не холодно, похоже работало общедомовое отопление. Лиза вставила лист бумаги в машинку и принялась споро набивать текст. Я уселся рядом, думая, чем себя занять. Рядом стояли свободные столы с пишущими машинками, я присмотрелся, как Лиза выравнивает бумагу, переводит каретку, и решил попробовать ей помочь. Взяв у неё одну сводку по какому-то району и вставив бумагу в соседнюю машинку, начал печатать текст двумя указательными пальцами. Раскладка показалась привычной ЙЦУКЕН, только вместо Ц стояла I. Я освоился, привык к нужной силе удара по клавишам, и, вспомнив свои навыки набора текста на компьютере, и вовлёкал в работу и другие пальцы. Правда, со старой орфографией был не знаком, и поэтому тупо перепечатывал текст оригинала. Увлекшись работой, я лишь изредка краем глаза замечал удивлённые глаза Лизиных соседок, пару раз видел быстро заходившего с бумагами Павла Ивановича. Посматривая время от времени на Лизу, я ловил её весёлые одобрительные взгляды. Мне самому было смешно — в комнате с девушками сидит, сутулившись, мужик в гимнастерке и в солдатских штанах с обмотками и бойко печатает на пишущей машинке. Мне же самому это ностальгически напомнило прежнюю жизнь, когда я быстро набирал на компьютере текст или переписывался в сети. Эх, где мои семнадцать, двадцать, тридцать, сорок… Хотя, что это я, мне ж, практически, опять двадцать пять, жизнь прекрасна, организм полон сил, ощущение, что мне многое по плечу, и в жизни ожидает только хорошее. Молодость, вот она молодость… Вот только поесть бы еще, когда уже обед?