— Вот как? И что он хочет?

— Мы с ним пообщались. Поначалу он не хотел мне ничего говорить, но потом уступил. И сообщил, что люди, знающие кто и зачем пытается вас убить, ждут встречи в одном загородном домике. Куда вам надлежит прибыть для переговоров. Дескать, это вопрос жизни и смерти, ведь из-за покушений на вас уже пострадали мирные и ни в чем неповинные люди. И что будет дальше, никто не знает.

— Адрес он сказал?

— Нет. Говорит, что покажет сам, как ехать. Он очень переживает за безопасность своих близких и имеет тоже определенные риски.

— Лев Евгеньевич, проводите господина Свистунова в подвал. Да-да, в ту комнату со звуковой изоляцией.

— Но… Максим Иванович! Он же пришел предложить помощь!

— В канун наступления и вот такую странную, очень похожу на ловушку? Свистунова допросить. Если расколется сразу, пусть там в подвале и посидит. Если нет, то тело в Одер. А по выявленному адресу отправьте ребят. Пусть отработают. Даже любопытно — засада там или заминированно.

— Проклятье… — прошептал Хоботов, хлопнув себя рукой по лицу. — Эх… Максим Иванович… Спать мне нужно больше.

— Все мы слишком утомлены. Главное — дел не навертели под впечатлением.

Лев Евгеньевич молча кивнул и развернувшись, решительно направился по коридору своей энергично-неуверенной шаркающей походкой. За эти два года он стал совсем другим. Тот увалень-интеллигент, с которым Максим повстречался в лесах Восточной Пруссии в августе 1914 года остался там навсегда. И война сказалась, и испытания, и близкое общение с нашим героем. Он приобрел немало отчаянности и романтичной решительности. А главное — готовность убивать. Если не своими руками, то силами подчиненных уж точно. Крови перестал бояться. После обороны Штеттина он в ней наплавался до тошноты и это переломило страх. Подавило его. Раздавило. Расплющило. А потом он обрел еще свою любовь — медсестру Людочку из-за которой Лев Евгеньевич был готов ради не только на мотоцикле прокатиться, удирая от проблем, но и в бой вступить. Нелепо и неловко, но решительно и без всяких сомнений-сожалений…

Хоботов ушел по делам, а Максим отправился в главное штабное помещение. Он сюда каждый день уже приходил, пытаясь принять решение. Командующий Северным фронтом и Ставка не ставили точных сроков, оставляя начало операции на откуп нашему герою. И тот ловил момент, пытаясь нащупать наиболее подходящую ситуацию. Ведь требовалось ударить без замаха. Быстро. Решительно. И сокрушительно. Причем, линию фронта нужно было не только взломать, но и преодолеть. Причем запредельно быстро. Так, чтобы никто не смог отреагировать. То есть, в сжатые сроки навести мосты через траншеи и речушки, чтобы его полковая колонна смогла прорваться дальше.

Аэропланы, оборудованные фото— и киноаппаратурой, постоянно летали над германскими позициями. Ни днем, ни ночью, не оставляя супостата в покое. Да, приборов ночного зрения не было, но сбор сведений о кострах, огня и прочих бытовых признаках скопления людей имели огромное значение. Скупались и через Швецию вывозились газеты, которые потом методично изучались. Составляли «розу ветров» для полета германских самолетов, выявляя места базирования. Ну и «языков» брали регулярно.

Сведения же, стекались сюда, в комендатуру, и агрегировались. А на большой и детальной карте во всю отмечалось все, что может пригодиться и быть полезным. Даже мостики через ручьи, если удавалось их выявить.

Работать над этим вопросом начали еще зимой — в феврале. И Максим, наведываясь по делам в Штормград каждый раз просматривал и обдумывал собранные сведения. Их становилось все больше, но легче от этого не было. Потому что он никак не мог решиться. А в ставке уже дергались, ведь у любого терпения есть предел. Требовалось начать действовать, но глаз его никак не мог ни за что зацепиться. Он просто не видел очевидной дыры в обороне. Немцы его явно уважали и ценили. Здесь — против Штормграда — у них оказалась самая крепкая и глубокая оборона на всем Восточном фронте. И лучше всего оборудованная…

А пока он думал, Лев Евгеньевич действовал. Уже пострадали приближенные к Максиму Ивановичу люди. В том числе и их родственники. Поэтому он, переживая в том числе и за Людочку, закусил удила. Бедного Аристарха Свистунова разложили в комнате интенсивных допросов так быстро и решительно, что тому пришлось приложить немало усилий, чтобы начать рассказывать и безудержно «колоться». Все-таки взбешенный интеллигент с кусачками бывает несколько экзальтирован и крайне опасен. Вот и Хоботов на какой-то момент забыл, зачем он туда зашел. Накрутил себя, а сдать на тормозах едва смог.

Дальше пошла рутина.

От комендатуры выехало три рабочие группы. Парочка отправилась проверять и паковать злодеев по городским адресам. А третья, самая крупная и сильная — «поскакала» в загородный домик. Засада. Там была засада на Максима. Аристарх толком ничего не знал, но кто-то очень хотел получить Меншикова живым или мертвым. Там хватало бойцов и оружия, чтобы наверняка скрутить или убить нашего героя, если он приедет даже со значимой охраной. Поэтому Лев Евгеньевич отправил туда штурмовые группы, подкрепленные бронеавтомобилями. И сам с ними отправился…