Шрифт:
Если уж на то пошло, она могла бы пойти Айрамиру навстречу, не маячь за спиной того тень соседа. Ишь манипулятор! Айями бы придумала логичное объяснение, чтобы даганны не заподозрили подвоха и без задней мысли оплатили работу сигаретами или папиросами.
Но на самом деле ситуация была щекотливой. Потому как господин подполковник мог преподнести всё, что Айями ни пожелает. Стоило лишь попросить. Курево в обмен на свечи? Нет проблем, завтра привезут ящик свечей. Махорка взамен отреза ткани? К чему усложнять, рулон драпа немедля доставят к порогу. А вздумай Айями настаивать на обратном, Веч мгновенно сделает далеко идущие выводы. Она женщина одинокая, не курящая, значит, просит сигареты для мужчины. Страшно представить, что надумает господин подполковник и что предпримет. Не поздоровится никому.
Поэтому Айями, подумав, выбрала бойкот. И перестала общаться с парнем. Относила миску с кашей в квартиру по соседству и уходила, не сказав ни слова. Айрамир тоже отвечал молчанием — хмурым и насупленным.
— Что происходит с парнем, не знаешь? — спросила Эммалиэ за ужином. — Вместо "здрасте" буркнул что-то невнятное. Пилит и строгает, рта не открывает. И злится, оттого что за день изрезал все пальцы. Я только и успевала, что бинтовать.
— Ну и пусть молчит. Надоело слушать, как он нахваливает своего кумира, — проворчала Айями.
— Сиорема, что ли? Не знаю, какая кошка меж ними пробежала, но намедни рассказала мне соседка, что наш постоялец сцепился с Сиоремом. А Ниналини подняла визг, перепугав половину дома.
— Из-за чего? — изумилась Айями.
— Люня, кушай аккуратно, не пачкайся, — сказала строго Эммалиэ. — Еда — не для баловства.
Дочка, успевшая соорудить из каши высокую горку, с разочарованным вздохом зачерпнула ложкой от съедобной макушки.
— Если разузнаю подробности — поделюсь, — пообещала Эммалиэ.
И не подвела. Следующим же днем, благодаря сарафанному радио, прояснила суть конфликта между мужчинами и довела до Айями, когда та вернулась с работы.
— Из-за тебя повздорили. Сиорем, сама знаешь, бывает груб и несдержан на язык. А Айрамиру не понравилось, как сосед о тебе отозвался. Вот и всё.
Добрая и заботливая Эммалиэ. Старается уберечь от колких слов и недобрых взглядов. Потому как история, которую Ниналини поведала соседкам из первых уст, перевралась и насытилась несуществующими подробностями.
Конечно же, рассказчица, не стесняясь в выражениях, озвучила, что Айями — даганская шлюха и бессовестная лгунья, притворяющаяся невинной овечкой. И ввела парня, героя войны и завидного жениха, в заблуждение притворной скромностью. А когда Сиорем попытался открыть глаза младшему товарищу, тот накинулся с кулаками, отстаивая честь продажной амидарейки.
"Люди добрые, что же творится на белом свете? Неужто теперь принято убивать за правду?" — зазвучали воображаемые слова соседки в голове Айями, а воображаемые слушательницы сочувственно закивали, поддакивая. — "Бесстыжая девка и с чужаками спит, и перед нашими мужчинами готова раздвинуть ноги. Двуличная предательница!"
Об одном не упомянула трусливая Ниналини. Её муж, разозлившись отказом Айями, не пожелавшей достать даганские сигареты, высказал в сердцах всё, что думает по поводу зазнавшейся гордячки с первого этажа. И добавил бы немало красочных эпитетов, но Айрамир, схватив его за грудки, притянул — лицо к лицу, нос к носу — и процедил:
— Не смей! Она мне жизнь спасла, Хикаяси отвадила. А ты — никто.
Еле вырвался Сиорем из стальной хватки парня. Тут и женушка подоспела, заголосив истошно: "Караул! Убивают!"
— Что же, теперь у них дружба поврозь? — спросила Айями, потирая растерянно лоб. — И всё из-за меня.
— В том нет твоей вины, — ответила Эммалиэ. — Думаю, рано или поздно Айрамир бы понял, что у старшего товарища душа с червоточиной.
— Теперь Сиорем нас сдаст, — встревожилась Айями.
— Сейчас не сдаст. Слишком явно укажет на него. Такие люди вредят исподтишка. Выждут и ударят. Поэтому надо бы Айрамиру задуматься о том, как быть дальше. Идти с повинной к даганнам или… бороться, — закончила Эммалиэ тихо.
Вечером Айями заглянула в квартиру напротив. Поставила миску и села рядом с Айрамиром, строгавшим лучины из доски.
— Привет. Как продвигается заказ?
— Скоро закончу, — сказал парень, подвинувшись. — Завтра или послезавтра. Поставлю ставни ближе к вечеру, чтобы не привлекать внимание.
— Верная мысль. Спасибо.
Воцарилась тишина. Не гнетущая, которая давит грузом взаимных обид, а неловкая, когда участники ссоры хотят примирения, но не могут подобрать нужных слов.