— Нет больше твоего отца, — тихо проговорил Дерек, не поднимая глаз. — Мне очень жаль, Уна, но некромаги, чтобы стать адептами смертельной магии, сразу убивают кого-то из своих близких. Желательно, самого сильного, чтобы выпить его магию. Твой отец, вероятно, мертв уже давно, и тот, кого ты помнишь в последние ваши свидания — уже не он, а покорная марионетка, игрушка в руках твоего брата.

— Папа! — зарыдала Уна, уткнувшись лицом в ладони и содрогаясь всем телом. Сердце ее рвалось на тысячу кусков. — Папа!

Неужели никогда больше она не услышит его сердитой воркотни, его наставлений? Неужели он ушел вот так — нелепо, неожиданно, не сказав последнего прости и прощай?! Не дав наставлений и не повторив, как любит ее, в последний раз?.. И уже никогда этого не скажет?!

— Прости, Уна, — ладонь Дерека легла на ее вздрагивающее плечо, пальцы чуть сжались. — Наверное, я не должен был тебе этого говорить, наверное, еще рано. Но я смертельно устал от того, что ты смотришь на меня ненавидящими взглядом, стоит речи зайти о твоих братьях, и винишь меня в бедах, постигших твою семью. Нет. Я скорее отсек бы себе руку, чем поднял ее на тебя и твою семью. Только ты этого не ценишь. Не понимаешь. Я и сейчас… сейчас готов рот себе зашить за то, что сказал тебе это все и причинил такую боль, но Уна… это — настоящая причина, почему ты здесь.

— Алый Король знает? — шепнула Уна. Ей было нестерпимо больно и стыдно; еще вчера она гордилась принадлежностью к своей семье, а сегодня готова была провалиться сквозь землю от того, что один из ее братьев — безжалостный и страшный убийца… и на нее тоже ляжет пятно позора, если все вскроется. На миг ей нестерпимо захотелось припасть к ногам Алого Короля и поцеловать край его кровавой мантии за то, что он так милостив, за то, что зная подноготную, он не отвернулся т нее с брезгливостью и страхом, как наверняка сделают все соседи, узнав, какое горе постигло ее семью… И Король своими руками дал ей защиту, вдруг сообразила Уна. Отец мертв. Больше он не сможет дать потомства. Братья… один преступник; второй клеймен, и если преступника не смогут вычислить, то и второй дар усохнет и пропадет. Она действительно осталась единственная тонкая веточка на их семейном древе. И Король попытался ее сохранить. Попытался…

— Знает, — кивнул Дерек. — А Аргент нет.

Аргент!

Имя ректора огнем обожгло ее сознание, и Уна застонала, чувствуя, как навалившиеся проблемы раздирают ее пылающий разум на части, на мельчайшие кусочки.

Дерек, который изначально восторгался магистром Аргентом, не мог не знать его печальной истории. И его осторожные слова — «Аргент не знает», — были громче самого откровенного крика.

Аргент ненавидел некромагов.

Он мог как угодно долго и хорошо притворяться, делая лицо спокойным а внимательные глаза — обжигающе-ледяными, — он мог смотреть свысока и посмеиваться, припоминая как Корнелия втерла его дар, его жизнь по сути в свою дряблую кожу, чтобы избавиться от морщин, но его ненависть — высокая, пламенно-горячая, — прорывалась, выплескивалась наружу. Одно то, как он отсек голову юной девушке-некромагу… ни единый мускул не дрогнул на лице Аргента. Он не пожалел ни на миг ни ее молодости, ни красоты. Он просто уничтожил ее — так, как воины света уничтожают всякое порождение мрака, — и в этом страшном и решительном жесте был он весь.

Он ненавидел людей, уничтоживших его будущее и косвенно виновных в том, что сейчас он носил черную броню — прекрасную, совершенную, драгоценную, богатую настолько, что голова кружилась от одной только мысли о том, сколько могут стоить все эти алмазы, — но которую он, магорожденный, тоже воспринимал так же, как и Уна: костыли. Прекрасные, богато украшенные костыли, при помощи которых он теперь вынужден передвигаться.

И теперь Уна с содрогание подумала о том, а что скажет Аргент, если узнает, что один из ее братьев — некромаг?

Девушка представила, как н посмотрит на нее — гневно и отчасти брезгливо, — как отстранится, как гордо поднимется его голова… и как Аргент отвернется и уйдет, запахнувшись в свой шелестящий алмазный плащ, как отвернется от нее навсегда, оттолкнет…

— Дерек, не говори ему! — взмолилась девушка, рыдая. — Милый мой, не говори! Прошу тебя! Я не вынесу, если он возненавидит меня, я не перенесу!

Губы Дерека печально дрогнули, он заглянул в заплаканные глаза девушки и ласково отер ее слез.

— Конечно, не скажу, — произнес он. — Как ты могла такое подумать? Разве я могу — даже из желания вернуть тебя, — сделать тебе так больно? Нет. Не могу. Я буду молчать. Но и ты… — его голос стал тихим-тихим и почти жалобным, умоляющим, а кроткий взгляд Дерека — заискивающимся, каким не был никогда в жизни, — ты больше не укоряй меня за братьев. Я сделал все, что мог. Что мог…

Нужно было как-то взять себя в руки.

Новость, поведанная ей Дереком, была чудовищна, ужасна, она встряхнула Уну, перевернула ее сознание и вывела из странного оцепенения, в котором девушка жила последнее время.

«Я плыла по течению, позволяя всем этим вещам — правильным и неправильным, хорошим и плохим, — совершаться со мной. Просто позволяла. Но сама не решала ничего, — мрачно думала Уна, быстро шагая к учебным комнатам. — С этого момента все надо взять в свои руки. Заботиться обо мне некому. Отца больше нет. Мальчишки… один из них — притаившийся враг. Поэтому Король сам изготовил мне броню, — Уна усмехнулась, припомнив роскошный королевский дар, изготовленные придворным ювелиром серебряные части ее плаща. — Чтобы дома не узнали, что я уже техномаг. Да, Дерек не лжет. Все так, как он говорит. Теперь картина полностью сложилась. Теперь я вижу правду».