— И что оно означает? — машинально спросила Сатор, ставя укладку на стол.

Что делать ей тут нечего, Анет понимала прекрасно. Но спросить: «Чего вы от меня-то хотите?» — язык не поворачивался. Так хоть давление померяет, температуру. Кстати, ее сбить еще можно — все помощь. Наверное.

— Вообще-то, «длинный», — пояснил «скелет», — не слишком лестно, правда?

— Вы его не слушайте! — снова встряла женщина. — Они Саши очень уважают! Гоблины его даже в святилище пускали. Единственного из людей!

— Интересно, наверное, — из чистой вежливости согласилась Ани. — Значит, вы ученый?

— Этнограф, — согласился мужчина, привычно протягивая тощую до изнеможения руку. — Вот собирался по весне в новую экспедицию, да, видимо, не судьба.

— Ну почему же? Сейчас вас подлечим, и все будет нормально, отправитесь в свою экспедицию. В больницу поедем?

— Вот все так говорят! — с надрывом воскликнула женщина. — И толку в больницу ехать? Его опять через несколько дней выпишут! А Саши, между прочим, не просто ученый, он писатель!

— Лила, перестань, — мученически поморщился гоблиновед.

— А я вспомнила, — встрепенулась Анет, — точно. Это же вы «Дочь вождя», написали верно?

— Верно, — кажется, то, что его узнали, радости мужчине не принесло. — Только не спрашивайте, правда ли гоблины друг дружку едят.

— Хорошо, не буду, — почти против собственной воли улыбнулась Сатор. — Так в больницу-то поедем?

— Да нет, спасибо. Нечего мне там делать.

— Ну вот как же так? — возмутилась сестра.

«Да вот как-то так, — очень хотелось ответить Ани. — Жизнь вообще штука не слишком справедливая». Но Сатор промолчала, конечно. У нее хоть надежда есть и не так уж мало той надежды. Другим и того не досталось.

________

[1] Деонтология (медицинская деонтология) — дисциплина раздела прикладной этики, изучающая медицинскую этику, правила и нормы взаимодействия врача с коллегами и пациентом.

[2] Субфебрильная температура — повышение температуры тела на протяжении длительного времени в пределах 37,1—38,0 °C.

Сон оказался ярким, подробным и детализированным настолько, что Ани жутко хотелось его досмотреть, она даже обмирала, понимая: он вот-вот закончится. С чего все началось, Сатор не помнила, а, может, тут и не было никакого начала. Просто появился жирный до невозможности лоснящийся котище даже не черного, а иссинено какого-то цвета. Животина повела неправдоподобно белыми усами, мяукнуло сердито и заявило: «А вот я настоящий!». Ну и принялось вылизывать-то, что предпочитают вылизывать коты.

Следом явилась гоблинка, закружилась в совершенно бешеном танце — цветастые юбки так и разлетались, волновались, бесчисленные косички стелились змеями следом, мелькали узкие пятки. Никакой музыки не было, гоблинка держала ритм, щелкая пальцами и эти щелчки совершенно не гармонировали с мельтешением юбок, но удивительно с ними сочетались. А потом цветы с подола взлетели бабочками и осыпались спелой ненормально яркой клубникой, которая тут же лопнула и из нее повалились клубки червей.

Самое странное, всех ползающих и склизких Анет боялась до самого настоящего визга, но эти черви не вызывали никакой брезгливости: слишком уж они были яркими, пушистыми, толстенькими, с прозрачными крылышками — точь-в-точь новорожденные драконята.

Но исчезли и черви, а вместо танцующей гоблинки появилась рыжая красотка-докторица. Она сидела перед старинным трюмо, будто бы спиной к Ани, но Анет знала: врачиха ее прекрасно видела. Рыжуха примеряла тоненькие колечки, перстни, солидные кольца — по нескольку штук на каждый палец, а из-под них по бледным кистям рук стекали струйки крови. «А что поделаешь? — вздохнула красавица. — Жизнь вообще не слишком справедливая штука». И мир взорвался метелью белых листов, бросил их охапками в лицо Сатор. Перед глазами промелькнуло написанное четко, жирно: «Жалоба!»

«Милая девушка, — лукаво подмигнул за бумажной вьюгой следователь Май, — ну разве так можно, милая девушка? Эдак вы браслетки не найдете!» И Ани прекрасно поняла, про какую браслетку идет речь. Ей на день рождения подарили куклу: фарфоровую, с настоящими волосами, а если ее положить на спину, то кукла закрывала глаза. Но, главное, пухленькое запястье украшал серебряные цепочки с филигранными цветочками и почти настоящими камушками. Замочек украшения лопнул и браслет потерялся.

«Вот так-то, милая девушка!» — ухмыльнулся полицейский, швырнув в Сатор горсть заколок, украшенных незабудками с сапфировыми середками. «Ну а ты-то настоящая?» — презрительно спросил черный котище голосом дядюшки Лангера.

Сатор села на постели, отшвырнула одеяло — вдруг показалось, что оно тяжелое, совершенно каменное, душащее. С силой растерла лицо, отбросив за спину мочалку спутанных волос, выдрала пальцы из паутины прядей.

За окном нехотя разгорался жиденький, серый, совершенно осенний рассвет. По стеклу лениво сползали жирные дождевые капли. В комнате было холодно, как в склепе и когда Ани ноги на пол спустила, показалось, что в ледяную воду их сунула.

Вот так: вчера еще лето жило, а сегодня уже осень.