Утренние конференции на СЭПе никто не любил. А какой интерес слушать, как ты неправильно работаешь, если только что смену отпахал? Тем же, кто с утра пришел, и вовсе не до нравоучений: кофейку бы дернуть, да галопом на вызов, а необходимость на этой треклятой конференции зевать отнимает возможность кофе попить, сразу выдергивает с выволочки, да к страждущим и недужным. Проводить же такие сборища мука мученическая: сначала всех пытающихся сбежать вылови, заставь уговорами и совершенно неисполнимыми посулами в зал согнать, а потом талдычь себе о никому не нужном под мерное посапывание одних и раздраженный бубнеж других. Причем бубнеж этот к обсуждаемому никакого отношения не имеет.

— Представляешь, меня в диспетчерскую посадили, — шепнула Ани брюнетка с мундштуком. Никакого мундштука сейчас при ней не было, зато имелась повязка на ноге. — Щиколотку вывихнула, чтоб ее! Решила молодость вспомнить, с кавалером на каток отправилась, корова.

Сатор в ответ промычала что-то маловразумительное, но вполне сочувствующее.

— Не на больничный же уходить? Да и под конец года подзаработать хочется. Ну и уговорила, посадили вызовы принимать. Зато теперь знаю, почему у нас все диспетчера призраки. Живой после третьей смены в петлю полезет.

Анет понимающе покивала. По ее глубокому убеждению диспетчерскую можно было сравнить только с балом в дурдоме. Да и то аналогия выходила так себе, слабенькой.

— И я про то же, — раздраженно пробормотала брюнетка. — Вот, к примеру, один. Орет, аж захлебывается. Ну, все как обычно: спасите-помогите, помирает. Я ему как положено: кто помирает, от чего, пол, возраст. Этот аж на верезг изошел, мол: нам бы только не работать, вопросы дурацкие задаем и какая вообще разница, сколько ему лет!

— Так ты бы ему объяснила, что к мужику сорока лет с болями за грудиной мы стараемся реаниматоров отправить, а к семидесятилетнему и фельдшер поехать может, — вяло отозвалась Сатор.

— Ага, еще не хватало вызывающим лекции о специфики развития сердечнососудистых читать, — фыркнула докторица. — Может у него на самом деле кто-то там тапки откидывает, а я тут просвещаю! Дело не в этом. Представляешь, он четыре минуты орал. Четыре! Я по часам засекала. Про помирающего он, кажется, забыть успел. Так потом еще начальству позвонил, сообщил, что я ему нахамила.

— Так ведь есть же запись звонка? Или ты действительно схамила?

— Чокнулась? Я со свекровью так вежливо не разговариваю, — отмахнулась брюнетка. — Да разберутся, понятно. Но все равно… Вот с прошлой смены еду в омнибусе, а у них на ящерах такие колокольчики, звякают, если останавливаются или там на повороте. Ну вот, еду, значит, задремала. И тут это звяканье. Я и выдаю спросонья: «СЭП, слушаю вас!». Да так громко получилось. Знаешь, как на меня люди смотрели?

— Представляю.

— Не представляешь, — хмыкнула докторша, — мне даже выходить пришлось. А то, думаю, обратятся на родную станцию, попросят прислать сильных ребят с вязками[1]. Неловко выйдет.

— Так, други мои! — старший врач, которого распоясавшиеся вконец врачи совсем слушать перестали, постучал кулаком по столу, привлекая внимание. — Господа, значит, и в некотором смысле дамы. Я ведь о серьезных вещах толкую. Так? Нет?

— Вот уж не знаю про вещи, — пропела симпатичная толстушка, сидящая с краю, повела кокетливо подведенными глазками — не прицельно, а так, по верхам стреляя. — Но мы тут и впрямь дамы только в некотором роде.

— Обижаться потом будем, — сурово пресек поползновения к юмору бугай. — Значит, дело вот в чем. ЧП у нас на подстанции. Очень серьезное ЧП. Приехал доктор на вызов. Повод: плохо с сердцем. А там, понимаешь, юноша бледный, явно злоупотребивший накануне алкоголем. Ну матушка юноши, как водится, в ноги доктору кинулась: помоги, любые деньги заплачу. Тот и повелся.

— Взял? — пораженно ахнул кто-то. — Ай-я-яй, как нехорошо…

— Тихо! — Поднял ручищу старший, явно намекая присутствующим, что здоровый гогот сейчас не слишком уместен. — Нелдер, придержи шуточки при себе, а то я тебя обратно в больницу отправлю.

— Да я что? — застеснялся Кайрен. — Удивился токмо. Это ж надо! Доктор, а подношения принимает.

— Ша, я сказал! — рявкнул лысый. — Взял не взял, не знаю. Но впоследствии денежки меченые у него в кармане обнаружили. Да и дело не в этом. А в том, что когда доктор наш недужного пользовать стал, тут-то из-за занавесочек наркоконтроль и повылез, врача за руку сцапал.

— Чем же он больного-то потчевал? — спросил кто-то — Ани не видела, кто.

В сторону, откуда голос Нелдера раздался, она старательно не смотрела.