— Я свинья, — совсем тихо пробормотала Сатор.

— Извини, не расслышал.

— Говорю, не желаю я пледов с глинтвейнами, а хочу в оперу. Слушать меццо-сопрано.

— Ани, — Саши, упорно глядя на дорогу, легонько погладил ее руку в перчатке, — не надо меня жалеть. И через силу пытаться сделать приятное тоже не надо.

— Тебе не надо, а мне надо? — вяло возмутилась Анет.

— По-моему, к слабому полу из нас двоих все-таки ты принадлежишь, — снова улыбнулся Саши. — Хотя со стороны может и по-другому казаться.

Сатор хотела было съязвить по этому поводу, но все-таки сдержалась, поэтому просто к окну отвернулась.

Свинья — она свиньей и помрет, могила не исправит. Вот есть же человек! Любит, хотя с достопамятного вечера о чувствах не заговаривал и на нее давить не пытался. Заботится, но совсем опекой не душит, чувствует, когда надо в покое оставить и ведь на самом деле оставляет. Руки не распускает и ни на что не намекает, видно, ждет, когда сама дозреет. Ухаживает: без цветов не появляется, культурная программа такая, что качаться остается. Что ни день, если не шоколад дарит, так корзиночку ландышей — это почти зимой! А недавно прислал коробку дорогущего чая и мешок просоленных сухарей. И плед подбитый лисой купил, но Ани не отдал, сказал, что будет лишний повод его навестить.

Ну вот что ей, свинье, надо? Страстей неземных? Мало было, еще хочется?

— Знаешь, мне сегодня в полиции сказали, что тех бандитов, что на нас с Нелдером напали, натравила его бывшая женщина, — сказала непонятно к чему, выводя пальцем по прохладному запотевшему стеклу узоры.

— Зачем? — не удивился, а на самом деле уточнил Саши.

— Не знаю, — пожала плечами Ани. — Наверное, хотела меня отвадить. Или просто избавиться.

— Тебе ее жалко?

— Другой бы спросил, не страшно ли мне, — усмехнулась стеклу Сатор. — Или начал успокаивать, говорить, что сволочей жалеть незачем. Ну хотя бы сказал, мол, все хорошо, а дальше станет только лучше.

— Зачем? Все действительно хорошо. У нее к тебе теперь никаких претензий быть не должно. По темным подворотням я тебя таскать не буду и самой таскаться не дам. На счет успокоения… Покажи хоть одного человека, на самом деле успокоившегося, после того, как ему это посоветовали, — Саши хмыкнул, крутанул головой — фонарь, мимо которого экипаж проезжал, бросил от взъерошенного вихра дикую вытянувшуюся тень. — С жалостью, конечно, посложнее. Но, думаю, та дама действительно жалости заслуживает.

— Почему?

— А на такие поступки просто так не идут. Либо этот человек совершенно больной, либо отчаявшийся, то есть неспособный получить чего хочет нормальными… методами. И вряд ли у него что-то хорошее вот так выйдет.

— Мудрость гоблинов? — Анет попыталась улыбнуться, но, кажется, гримаса вышла попросту жалкой.

— Простая наблюдательность.

Саши зачем-то подрулил к тротуару, ящера придержал.

— И зачем мы остановились?

Кремнер, содрал с носа очки, на амулет их повесил, развернулся к Ани обреченно-решительно. Ей подумалось, что он сейчас с поцелуями полезет или еще с чем-нибудь, сейчас совсем неуместным. И от мысли этой стало вконец тоскливо, а еще одиноко так, будто она посередь ночной степи оказалась.

— Потому что ты сейчас заплачешь, — заявил гоблинолог и лицо у него стало… На плаху с такой физиономией ходить, а не в экипаже посередь Кангара сидеть. — А я не знаю как, не умею успокаивать и вообще… Хаос, что я несу?!

— Чушь ты несешь! — заявила Сатор. Желание разрыдаться, а ведь слезы уже переносицу подпирали, моментом исчезло. Зато удержаться и не расхохотаться оказалось очень сложно.

— Я дурак? — с непередаваемой безнадегой спросил Саши.

— Нет, ты самый замечательный человек, — горячо заверила Анет — и все-таки расхохоталась, да еще как! До слез и судорожных всхлипов.

— Это истерика? — тихо и совсем неуверенно предположил гоблинолог.

— Ты все-таки дурак! — едва сумела выдавить Ани.

— Ну я же говорил, — покаянно кивнул Кремнер.

— Так, все, — Сатор, подхихикивая, утерлась рукавом. — Вези в оперу, думаю, мы еще успеем. Только с одним условием: потом ты меня накормишь. Я есть хочу, как стая волков. Леди, на кого я похожа! — ахнула Анет, вспомнив про лицо, которое она так старательно рисовала, и утирание рукавом.

— Если скажу, что на самую прекрасную женщину в мире, поверишь?

— Ты льстец, причем не слишком умелый, которому два шага до откровенной пошлости.

— А если ты смахиваешь на поросенка, сунувшего пятак в краску? — выдвинул новую версию Саши, разбирая хвосты амулета управления.

— Хам! — возмутилась Анет.

— Тогда так: на мой, конечно, совершенно субъективный взгляд, ничего непоправимого не случилось.

— Хам два раза!

— Ну, леди, на вас не угодишь! — посетовал Кремнер, выруливая на дорогу.

— Да, я такая! — гордо объявила Сатор. И, застеснявшись, полезла в сумочку за малым «ремнабором». К сожалению, с головой нырнуть в крохотный ридикюль никак не получалось. А как поправлять «поправимое» при мужчине, Ани понятия не имела.