– Пока ты его не снимешь. А если не снимать, то лет сорок.

– Ого!

– Ты, кстати, почему не ешь?

– Да как-то аппетита нет. Кстати, мастер, очень вкусный хлеб. Где вы его раздобыли?

– Испёк, - ответил маг, откусывая кусок этого самого хлеба. – Ну да, получилось неплохо.

Что?!..

– Вы… испекли его сами?

– Да, - невозмутимо сказал Дорн. – Лорелея, ты так смешно удивляешься. Видишь ли, мой отец был пекарем. Согласись, было бы странно, если б я не умел готовить.

– Извините, мастер. Просто вы и выпечка – это как-то…

– Знала бы ты, как замечательно мне удаются эклеры! – хитро подмигнул волшебник. – Причем, без всякой магии.

Мне тут же представился Эрик Дорн с его строгим лицом и идеальной эспаньолкой в розовом кружевном фартуке, взбивающий миксером крем для пирожных. Видение было таким забавным, что я сначала фыркнула, а потом рассмеялась.

Мастер не обиделся. Он посмотрел на меня с теплой улыбкой, а потом тихо сказал:

– Не надо пиетета, Лея. Я такой же человек, как и ты.

Дорф, Кетль

Два года назад

Вспоминая последний год своей стажировки в Дорфе, я в очередной – тысячный или же десятитысячный раз восхищаюсь умом Эрика Дорна, его сообразительностью, умением психологически верно выстраивать линию поведения и, как результат, добиваться поставленной цели.

Он прекрасно понимал, что его симпатия ко мне не осталась незамеченной. Тем более после ее бурного проявления на первом горном пастбище. Моя не менее бурная, но отрицательная реакция на проявление его чувств, конечно же, не могла оставить его равнодушным. Вырываясь из объятий наставника и разрывая поцелуй, я не думала о том, что великий и знаменитый чародей, который всегда был окружен женским вниманием и, по всей видимости, никогда во время своих ухаживаний не встречал отказа, мог обидеться и разозлиться на меня. Мог силой принудить к чему угодно – и я бы ничего не смогла ему противопоставить, все мои попытки защититься оказались бы задушены на корню – все-таки Дорн в разы сильнее и опытнее меня. Мог прозрачно намекнуть на то, что отношение к нему может быть прямо пропорционально и качеству обучения, и качеству характеристики, которую он напишет по итогам моей стажировки.

Эта мысль пришла мне в голову много времени спустя, когда я, сидя в одиночестве, вспоминала и анализировала события двухгодичной давности.

Вот только Эрик Дорн оказался мудрее – мстить и уж тем более принуждать к чему-либо не стал. В течение последующих месяцев он мягко и очень деликатно приучал меня к себе. Всеми своими действиями волшебник аккуратно старался разрушить относящиеся к нему стереотипы, которые годами складывались в моей голове. Ему хотелось, чтобы я перестала смотреть на него, как на учителя, изобретателя, сильного мага. Дорну было нужно, чтобы я увидела в нем мужчину. Потому что к такому мужчине равнодушной остаться нельзя.

Если честно, после поцелуя на пастбище, я думала, что наши сердечные отношения станут прохладнее. Что обидевшийся наставник снова будет относиться ко мне, как раньше – будто я раздражитель, который отвлекает его от более важных дел. Ничего подобного. На следующий день, после эпической битвы с цургами мастер отправился в Синерию, чтобы передать тамошним исследователям наших пленников, а в воскресенье утром заглянул ко мне на кухню и напомнил о вылазке в Камсию.

Мы тогда вдоволь нагулялись по узким средневековым улицам этого старинного города. Я даже сумела на пару часов окунуться в атмосферу суетливой студенческой жизни. Пока Дорн о чем-то беседовал с ректором Камсийской магической академии, я бродила по дорожкам университетского парка (у нас в Синерийском магуниверситете, к слову, своего парка не имелось) и прислушивалась к гомону студентов, которых здесь было очень много, не смотря на выходной день. Они сидели на скамейках, на газонах, на бортиках старого высохшего фонтана, что-то читали в тетрадях и толстых фолиантах (эх, сессия!..), жарко о чем-то спорили, тихо хихикали и гоготали в голос.

Наставник во время нашего маленького путешествия вел себя доброжелательно и скромно – за руки не хватал, целоваться не лез. Только вечером, когда пришла пора идти на вокзал, чтобы отправиться телепортом домой, предложил мне опереться на его локоть, чтобы удобнее было идти – мы так долго гуляли, что мои ноги стали настойчиво гудеть.

А в понедельник случилось невероятное событие. После весьма и весьма щадящего занятия по физкультуре и фехтованию, мастер неожиданно сказал:

– Лорелея, у меня сегодня много дел в лаборатории. Не могла бы ты мне помочь?

Я аж опешила от такого предложения. Эрик Дорн допустит меня в свою лабораторию?!

– ДА! Желаю! – воскликнула я, пока маг, не дайте боги, не передумал.

Мастер улыбнулся.

– Тогда переодевайся и приходи в холл. Я покажу, куда нужно идти.

О, да сегодня во истину исторический день – впервые за неполный год моей стажировки между нашими территориями будет нарушена священная граница.

Себя в порядок привела очень быстро, наскоро перекусила, взяла лабораторный халат, и с некоторым волнением отправилась в холл. Еще бы! Я уже говорила, что личная мастерская Эрика Дорна, по слухам, оборудована едва ли не лучше столичных исследовательских центров и пускает в нее волшебник только нескольких избранных человек. А уж какие изобретения и исследования были сделаны свет в этих стенах! И мне предстоит все это увидеть, и даже немного там поработать. Ох… Будет о чем в старости рассказать внукам.

Мастер, тоже переодевшийся, уже ждал меня у лестницы.

Я почему-то думала, что его лаборатория расположена в подвале, где-нибудь поблизости от стационарного портала. Но маг повел меня вглубь дома. Мы прошли мимо стерильных гостиной и столовой, в которых я побывала в первый свой вечер в этом особняке, свернули направо, потом еще раз направо и остановились перед тяжелой железной дверью.

Дорн снял с нее сеть защитных и охранных заклинаний, и она бесшумно открылась. Примерно так же функционировали двери и в лабораториях моего универа – преподаватели всегда зачаровывали их, чтобы никто посторонний не смог в них войти, и ни один результат неудачного эксперимента – выйти (выползти, вылететь, просочиться).