С писателем Николаем Гариным-Михайловским, «рыцарем духа», как его называл Сергей Елпатьевский, близкий друг и врач А. П. Чехова, Тейтель дружил и сотрудничал многие годы. «Его глаза и сердце были обращены вперед, к светлому демократическому будущему России <…>. При том <он был> мечтатель с необыкновенной фантазией и необыкновенно быстро реализировавший свои мечты, не знавший и не признававший препятствий к немедленному <их> осуществлению, как бы ни фантастичны казались они» 35 , – эту характеристику Гарина-Михайловского в полной мере можно было бы отнести и к самому Тейтелю, энергичность которого стала легендарной. Оба они, и Гарин-Михайловский, и Тейтель, всегда искренние, всегда правдивые, были типичными представителями либеральной интеллигенции, максималистами, энтузиастами, страстными к жизни и ко всему передовому.

У Тейтеля была безошибочная интуиция на талантливых и интересных людей: он всегда умел их находить, им помогать и годами с ними дружить, как в России, так и в эмиграции. Его интересовали личности неординарные, яркие: исследователь Центральной Азии и Сибири Григорий Потанин, устроитель крестьянского кумысного курорта в Самарской губернии Алексей Бибиков, врач-психиатр Осип Фельдман, один из первых в России, кто стал проводить публичные сеансы гипноза и применять свои способности в следственной практике. В альбоме психиатра Фельдмана, содержащем сотни фотографий и автографов известных россиян, можно увидеть фотопортрет Тейтеля 1900 г. и прочесть слова его жизненного кредо: «Так как золотой век космополитизма не скоро наступит, то считаю своим долгом бороться за права своего народа. Это мне не мешает любить все человечество и своими друзьями иметь лучших людей других национальностей…» 36 .

Где бы Тейтель ни жил – в Самаре или в Ницце, в российских или европейских, провинциальных или столичных городах, – он одинаково неутомимо создавал свои клубы талантливых и достойнейших людей, его жилища заполнялись теми, кто искал у него помощи или общения. По вечерам у него собирались десятки, а иногда и сотни гостей. Назывались эти собрания то «журфиксами», то «ассамблеями», то «огоньками». В них участвовали актеры и литераторы, чиновники и вольнодумствующие, богатое купечество и земская интеллигенция, священники и раввины, ученые, военные и врачи, путешественники и политические ссыльные, поэты и коммерсанты. На еврейскую Пасху у Тейтеля за одним столом собирались и русские, и евреи. Тейтель был энергичным организатором этих встреч, зазывая всех знакомых и малознакомых гостей на «новости из Питера» или на модного писателя, на обсуждение последней премьеры или идейных вопросов. Пресса отмечала, например, что «жить в Самаре и не знать Я<кова> Л<ьвовича> Тейтеля – всё равно, что жить в Риме и не видать папы» 37 В кругу самарских гостей Тейте-ля были Максим Горький и молодой Владимир Ульянов (Ленин), этнограф Александр Пругавин и прозаик Евгений Чириков. Тейтель был дружен с публицистами Василием Чешихиным, Николаем Ашешовым, с прозаиками Глебом Успенским, Николаем Златовратским, с переводчиком Гете и Шиллера Петром Вейнбергом, встречался в Ялте с Антоном Чеховым, был знаком с философами Владимиром Соловьевым, Василием Розановым и Львом Шестовым. Его привлекала не только русская творческая интеллигенция, но и популярные в те годы еврейские авторы: он переписывался и встречался с такими известными поэтами и писателями, как Шимон Фруг, Ицхак Перец, Хаим Бялик, Шолом Аш, Шолом Алейхем. В годы беженской жизни Тейтеля среди его друзей также были писатели, поэты, публицисты, драматурги – в Берлине, Париже, Ницце: Августа Даманская 38 , Владимир Бурцев, Михаил Осоргин, Василий Немирович-Данченко, Александр Буров, Александр Гидо-ни, Яков Юделевский, поэты Илья Британ, Леон Мунштейн (Лоло), другие.

Самобытная и деятельная фигура Тейтеля как типичного представителя провинциальной еврейской интеллигенции вдохновляла публицистов и писателей. Его чертами наделен ряд литературных персонажей. Именно поэтому в раздел «Портрет по памяти: Я. Л. Тейтель в русской литературе» данной книги включены отрывок из повести Н. Г. Гарина-Михайловского «В сутолоке провинциальной жизни», рассказ А. П. Бурова «Великосветская свадьба» и стихотворение Л. Г. Мунштейна (Лоло).

Со временем общественная деятельность стала привлекать Тейтеля всё больше, а его открытость людям становилась всё более востребованной. «Несмотря на свои внешние недостатки <…>, Самара представляла собой город бойкий, торговый и живой, без специфической черты провинциальной затхлости, столь присущей многим губернским городам прошлой нашей матушки Руси. Самара напоминала нечто вроде корридора большой коммерческой гостиницы, где сталкивались и расходились деловые люди по разным направлениям – кто в Сибирь и на Дальний Восток; кто в Туркестанские края, а кто и на Запад, в сторону Имперских столиц и дальше – в Европу» 39 В «Одессу на Волге», как называли тогда этот город, хлынула еврейская молодежь из уездных местечек 40 К 1887 году в Самаре было уже две синагоги, в 1895-м была зарегистрирована городская еврейская община. В эти годы Яков Тейтель активно включился в деятельность местных общественных организаций, стал ходатаем по делам о разрешении жительства семьям еврейских ремесленников, занялся спасением евреев от высылки из Самары, – начавшей интенсивно расти в 1890-е годы и даже обретшей славу «русского Чикаго» 41 «Все рассчитывали на известную отзывчивость Тейтелей, на их громадное знакомство и связи (которые преувеличивали) и верили в успех их заступничества, и шли-шли без конца по деревянной лестнице дома <…>. И, действительно, Я<ков> Л<ьвович>, приняв «дело», принимался взапуски хлопотать, нажимая все известные ему административные и другие кнопки, осаждая всё и всех просьбами за «клиента»; предназначенный к высылке из города оставался в нем, безработные получали места, учащиеся – пособие или стипендию через «Сам<арское> Общ<ество> поощрения образования». Я<ков> Л<ьвович> стал усердным, незаменимым работником < … >» 42 В самарской квартире Тейтелей, расположенной в доме на углу Предтеченской, дом 16, (впоследствии Некрасовской) и Садовой улиц, «образовалось своеобразное учреждение: смесь бюро бесплатной помощи и консультации по разным делам с непосреднической конторою для приискания мест – чуть ли не зародившаяся ячейка будущего Соцбеза» 43 .

В Самаре Тейтель вместе с купцом Михаилом Челышовым создал детский сад для малышей из беднейших семей. Глава районной комиссии самарского Общества по защите трезвости, Тейтель был убежден, что пьянство в семьях пагубно сказывается на детях, растущих без присмотра и заботы, питая рост преступности в городе: в небольшой Самаре было четыреста пятьдесят пивных заведений и около четырехсот трактиров. Самарский предприниматель Альфред фон Вакано предоставил здание на окраине, возле тюрьмы, а Тейтель нашел деньги и стал общественным руководителем детского сада. В этом заведении на выходных стало собираться до тысячи детей. Тейтель организовывал для них прогулки на пароходе по Волге, придумал новогодний экуменический праздник, где с детьми о разнообразии культур и национальностей вели беседу русский священник, еврейский раввин, польский ксендз и татарский мулла.

Некрещеный еврей, назначенный в государственное судебное ведомство еще императором Александром II Освободителем и потому «несменяемый» в должности 44 , Тейтель старался использовать исключительность своего положения. Во многих своих поездках по провинции он увидел ужасающую нищету и бесправие собратьев по вере в селах и местечках черты оседлости. Дело помощи гонимым евреям он продолжил став членом Окружного суда в Саратове, где он «оказался естественным заступником многих жертв преследований и бесправия. За каждого из своих просителей Тейтель хлопотал, о каждом из них он нес заботу» 45 .

Эффективным способом борьбы с нуждой, более действенным, чем раздача пособий, Тейтель считал обеспечение доступности профессионального и высшего образования для евреев. В 1904 году он возглавил Еврейский комитет Общества вспомоществования бедным студентам в Саратове, а несколько лет спустя – еще и Общество вспомоществования лицам, стремящимся к высшему образованию. Интересно, что почти восемьдесят процентов от общего числа стипендий получали девушки. «Тернист и труден путь еврейской девушки к своей мечте, высшему образованию», – констатировал Тейтель и всячески поддерживал как бедных курсисток, так и инициативы саратовских активисток, стремящихся к образованию. Он добивался для еврейских девушек права на обучение в фельдшерской школе, для еврейских учащихся – увеличения квоты на сдачу выпускных экзаменов в гимназии, для еврейских колонистов в Малаховке – оснащения их сельскохозяйственной колонии земледельческой техникой. Маленькое общество вспомоществования бедным учащимся играло в Саратове большую роль, выдавая стипендии и буквально спасая от голода малоимущую молодежь 46 , а его председатель, по мнению очевидцев, неутомимо «призывал на помощь и будил общественную инициативу», предпочитая деятельную позицию гражданина популярным у интеллигенции спорам о будущем: «Заманчива и привлекательна перспектива – отсутствие тюрем, судов и взамен их грандиозные здания школ и университетов, но <…> надо мириться с тем, что бедность была и будет совершать преступления. Но во власти государства и общества доводить процент преступников до минимума. В обязанности общества приходить на помощь тем, которые часто не по своей вине, сделавшись преступниками и отбыв наказание, желают честно трудиться» 47 Добровольный уполномоченный Общества поощрения ремесленного и земледельческого труда среди евреев России (ОРТ) 48 , Тейтель инициировал создание в Саратове группы взаимного обучения молодежи, где знания пере-довались в процессе общения и на основе взаимопомощи между учащимися разных сословий и национальностей. В 1909 г. его «малое дело» получило широкий общественный резонанс и финансовую поддержку из Германии, от Общества помощи немецких евреев. Если не принимать во внимание масштабные проекты ОРТа, с московским отделением которого Тейтель стал сотрудничать позднее, в 1912 году, это стало первым случаем поддержки немецкими евреями межконфессиональной и частной образовательной инициативы в российской глубинке.

В 1905 году, чудом избежав побоищ еврейского погрома в Cаратове, Тейтель создал комитет по расследованию этого злодеяния и оказанию помощи его жертвам, потребовав от Петра Столыпина, тогда местного губернатора, признать свою личную ответственность за случившееся. Столыпин публичных покаяний не принес, но Саратовский окружной суд привлек к уголовной ответственности некоторых из тех, кто участвовал в разбойных нападениях на евреев 49 .

Приезжая в Петербург из Саратова, Тейтель активно включился в деятельность Общества распространения просвещения между евреями в России, Еврейского колонизационного общества, Общества ремесленного и земледельческого труда среди евреев в России, а несколько позже – Бюро защиты евреев, чьим активистом он был в Саратове. Начиная с 1880-х годов эти организации – представительства европейских общественных структур либо основанные на их принципах работы – играли ключевую роль в деле просвещения, социализации и культурной интеграции российского еврейства. У старших товарищей – представителей третьего поколения маскилим, таких, как Ушер Розенцвейг, брат раввина Танхума Розенцвейга, – Тейтель стал перенимать опыт, с молодыми – Максимом Винавером 50 , Яковом Фрумкиным 51 , Леонтием Брамсоном 52 – решать практические вопросы жизни еврейства вне черты оседлости и внутри нее. Его обширные знакомства в Петербурге и в Москве как профессиональные, так и общественные, оказались подлинным «университетом жизни» не только для него самого, но и для многих из его младших друзей, приобщившихся при участии Тейтеля к делу социальной солидарности: «Он сводил добрых людей между собой, возбуждал инициативу общественной работы» 53 Не оказав особого влияния на продвижение судебного чиновника из провинции по карьерной вертикали, эти контакты помогли ему стать причастным к кругам формирующейся еврейской элиты Российской империи и обрести новые возможности работать на благо людей.