Шрифт:
Девушка взялась за ремень, ловко обращаясь с ним, будто всю жизнь только и делала, что застёгивала и расстёгивала ремни, при этом глядя мужчине в лицо. Он смотрел на её грудь, часто поднимающуюся под платьем, натягивая его ещё больше. Освободив Костю от ремня, она взяла бокал и отпила ещё обжигающего напитка. Он мотнул головой. И без того было жарко.
– Такой загадочный, – медленно сказала Вероника, – Чем ты занимаешься по жизни?
– Я конструктор, – ответил Костя, наступая на девушку, потому что чувствовал теперь, как его тело желает более плотного контакта, хотя мозг его, казалось, и не собирался выходить из-под контроля. Он всё замечал. Каждый штрих, каждое движение. Чистую кухню, фотографию Вероники на подоконнике, где она по своему обыкновению улыбалась, а взгляд её был направлен как раз на них, прижимающихся к столу.
Часы на стене показывали двадцать минут второго. Редкие огни соседнего дома за окном, где большинство людей уже погрузились в сон, в отличие от него, Кости. Вопреки установленному для себя и много лет соблюдаемому режиму он не спал и, судя по всему, не собирался.
– Мм, и что же вы конструируете, конструктор? – спросила Вероника, приближаясь губами к его уху и обдавая его теплом своего дыхания, от которого исходил запах виски.
– Наноэлектронику, – ответил мужчина, приподнимая девушку и сажая её на стол перед собой.
Она обвила его своими длинными загорелыми ногами, прижимая изо всех сил к своему телу. Платье задралось, демонстрируя бельё из ткани, которую Костя и тканью бы не назвал, потому что на ней было столько мелких дырочек. Будто она сплетена искусником-пауком. Делая все новые и новые открытия, изучая девушку, словно географическую карту, Костя тем временем слушал всё, что она говорит.
– Такой молодой и уже разбираешься в наноэлектронике, – прошептала Вероника, расстёгивая пуговицы на его рубашке.
– Мне двадцать шесть, – сказал он в ответ на её слова и ощутил прикосновение ладоней к груди. Эти ладони принялись скользить по его телу, стаскивая с него рубашку, призывая его делать то же самое. Тогда он быстрым движением стянул с девушки платье и взгляд его примёрз к такой же паутинке на груди, оплетающей её и позволяющей видеть всё, что находится под ней.
А под ней были заточены напряжённые тёмные соски, так и рвущиеся наружу. Костя не знал, как освободить их, настолько плотно паутинка держалась. Что даже когда он спустил с плеч Вероники две тонкие бретельки, прозрачная ткань не шелохнулась на ней. Девушка засмеялась.
Смелее, конструктор, здесь вам не нанотехнологии, она направила его руки к себе за спину, и Костя нащупал пальцами застёжку. Ах, вон что. Стоило только расстегнуть её, как паутинка соскочила вниз на бёдра девушки, а затем по гладким ногам скатилась на пол.
Пленённая пауком грудь была освобождена, и Костя немедленно приступил к её тщательному изучению. Сначала руками, наслаждаясь прохладой кожи, а потом губами, вдыхая незнакомый запах.
Девушка простонала, прогибаясь и подставляя грудь для продолжения ласки, а руки уже освобождали его от брюк и белья.
Костя почувствовал свободу, вырвавшись из стесняющей одежды. Сбросив болтающуюся на локтях рубашку, перешагнув через брюки, он стянул с Вероники последний оставшийся предмет гардероба – происки того же паука.
– У тебя есть? – неожиданно спросила Вероника.
Костя непонимающе посмотрел на девушку. Но тут же вспомнил, о чём речь. «Не забудь надеть презерватив» – говорил со смехом Сашка, расписывая, как это было и давая другу бесконечные советы.
Он потянулся за пиджаком и подал Вероники коробочку. Она достала оттуда маслянистое колечко и бережно расправила его на члене.
Девушка снова обвила Костю ногами, призывая прижаться всем телом. Костя знал, что собирается совершить сейчас запретное действие. То, к чему с детства воспитывали только отвращение, называя животным инстинктом.
Тело в этот момент стало одним большим пульсом, так как сотрясалось от желания отпустить из себя напряжение, и оно нисколько не растерялось, направляясь прямо по назначению, подчиняясь природе, пусть даже и животной природе.
Мозг, хоть и не отключился, позволил телу вести себя таким неподобающим образом, он разрешил ему стать на мгновение животным. Диким львом, хотя, нет, носорогом, вонзающим в добычу свой рог. Добыча от удовольствия застонала.
Костя поймал ртом её губы, такими желанными они казались сейчас, несмотря на дикую раскраску, а, может, наоборот, благодаря ей. Впиваясь в девушку глубже и глубже, он чувствовал, как Вероника в ответ впивалась в кожу длинными ногтями, но боль не отвлекала, словно была частью животной игры, в которой двое сливаются в одно целое, скользя потными телами, издавая стоны, царапая спины.
Странное зрелище, наверное, было со стороны, но Костя понимал, что ему сейчас всё равно. Единственное, чего хотелось, это выплеснуть из себя энергию, зародившуюся внутри, распирающую и заставляющую чуть ли не съесть эту девушку, которая сейчас извивалась в руках и всем телом просила ещё и ещё.