Даже не осознаю, когда вскочил на ноги, чтобы подхватить девушку за талию.

— В чём дело? — слишком грубо спрашиваю, потому что на нежности не хватает терпения — она меня до чёрта напугала.

— Не знаю, — удивлённо отвечает побледневшая Оля и тянется в задний карман за телефоном.

Я вижу, как она спешно набирает телефон Яны, но через секунду на дисплее высвечивается имя её сестры, которая сама ей звонит.

Ясно, вся эта хуетень про особую связь близнецов.

Но от того, что они решили позвонить друг другу в одно и то же время становится как-то не по себе.

— Ты в порядке? — слышу двойной голос, будто у меня слуховые галлюцинации, и понимаю, что они даже один и тот же вопрос задали одновременно.

Вот же срань.

Пока они удостоверяются в том, что обе в порядке, я уже побочно определяю, в чём дело, потому что, если Оля и отнеслась к моей версии о третьей сестре с иронией, то я чёрта с два забыл об этом.

И потому, едва девушка кладёт трубку и облегчённо выдыхает, я загоняю её в новые проблемы.

— Спорим, что вам обеим стало херово, потому что херово вашей общей близняшке? — спрашиваю в лоб.

Оля досадливо хмурится, мол «что за бред?».

— Это всё какая- то ерунда…

— Третья близняшка? — переспрашивает Макс. — День перестаёт быть томным…

— Хочешь ты или нет, — перебиваю Олю и торможу Макса, — но мы прямо сейчас едем к твоим родителям, и ты задаёшь им единственный вопрос — сама знаешь, какой именно.

Лицо девушки снова бледнеет, и я понимаю, что, несмотря на то, что она не верит в мою версию событий, Оля боится, что именно я в итоге окажусь прав.

И что-то мне подсказывает, что именно так всё и будет…

Можно сколько угодно пытаться обмануть всех вокруг, называя самый реальный вариант развития событий полнейшим бредом сивой кобылы, вот только с собственной головой такие фокусы не проходят. Уже раз десять я набирала номер Егора, чтобы попросить поехать куда угодно, только не ко мне домой, потому что хоть я и не сомневалась в честности своих родителей, было страшно осознавать, что я могу чего-то не знать о своей семье. И ровно десять раз я молча убирала телефон обратно, потому что у моей трусости не было под собой никакого основания.

Разве за всю мою жизнь родители хотя бы раз заставили меня сомневаться в себе? Да ни за что! А уж если бы у меня и Яны была ещё одна общая сестра — не смолчали бы точно, просто потому, что родительское сердце дрогнуло бы без промедления. И раз так, то оснований сомневаться у меня нет, ведь так?

Тогда почему, чем ближе к дому я оказывалась, тем сильнее колотилось сердце, словно лопасти вертолёта?

Егор следовал за мной в своей машине попятам, и только поэтому я до сих пор выжимала педаль газа. Вот только цели у нас с ним были разные: он хотел узнать о моей «второй сестре», а я — убедиться, что у него паранойя, и на самом деле в городе по чистой случайности живёт моя клонированная копия.

Едва ставлю машину на сигнализацию, как Егор берёт меня за руку, будто без контакта с ним я не смогу передвигаться, но его присутствие всё же заставляет меня чувствовать себя лучше. И я знаю, что это не блажь самоуверенного мальчика — обозначить меня как свою территорию — а именно тот жест, с помощью которого обычно без слов говорят «я с тобой».

Хотя его уверенность в том, что Олеся тоже моя сестра, больше нервировала меня, потому что для меня признать наличие ещё одной близняшкой означало согласиться с тем, что мои родители сломали ей жизнь, а нас с Яной обманывали с самого начала, потому что сами не знать про неё никак не могли.

Родители вместе с сестрой чаёвничают на кухне, которая сейчас почему-то кажется мне меньше; раньше мы вчетвером принимали участие в этом своеобразном ритуале, куда всем остальным путь был заказан — только члены семьи и всё такое — и вот я привела Егора в святая святых, хотя ради этой традиции даже Яна не пускала сюда Андрея.

Наверно, поэтому лица всех троих вытянулись от удивления, а не потому, что я пришла не одна. А вот лично меня беспокоили совершенно другие вещи: откровенный ужас задать самый пугающий вопрос и какой-то нелепо-детский страх познакомить парня с родителями.

Пока на меня смотрели удивлённые лица членов семьи, мои уши заложило от грохота бьющегося сердца; кровь стучала в висках, грохотом отдаваясь в барабанных перепонках; меня бросило в жар — вплоть до того, что покраснели щёки, хотя вдоль позвоночника ползли ледяные мурашки. Понимаю, что реакция на происходящее у меня какая-то нездоровая, но не могу сделать ничего, чтобы угомонить сошедший с ума орган до тех пор, пока почуявший неладное Егор не начал растирать мои предплечья ладонями. Хотя, даже не смотря на это, по нарастающему звону в ушах начала догадываться, что ещё немного — и я потеряю сознание.