– Что такое любовь, по-твоему?

Каин, стоявший у окна, взглянул коротко на крылатого и тут же вернулся к созерцанию людной улицы, словно глядя на силуэты там внизу, ответить было легче.

– Во времена первого рождения человечества, был философ Авриастер, который говорил, что любовь - это свойство видеть истинное лицо человека, но все равно обожать его. Во-втором же, художник Критат определял любовь, как способность видеть лучшее естество под маской любой лжи. Я надеюсь, что эта мысль покажет себя и в этот раз. Есть в ней что-то особенное.

Люцифер отложил жемчуг.

– Что думаешь лично ты?
– спрашивал он с интересом.

Каин пожал растерянно плечами и вновь обернулся.

– Почему ты вообще заговорил об этом?

Зеленые глаза падшего прикрылись. Он чуть опустил голову и прошептал:

– Мне кажется, я влюблен...

В глазах Каина мелькнул восторг.

– Это же замечательно! И кто же она?

Он быстро сделал шаг и оказался совсем рядом, но Люцифер вздрогнул. Его больные крылья, покрытые бинтами, содрогнулись, словно от боли, а он посмотрел в глаза Каина с ужасом.

– Это обязательно должна быть женщина?
– спросил он сдавленно.

Каин тут же опешил и быстро, смущенно заговорил:

– Нет, вовсе нет. Просто я подумал...

Он махнул рукой, чуть отступив.

– Не бери в голову, это совершенно неважно. Главное, чтобы чувства были искренними и чтобы радовали тебя.

– Но они меня тяготят, - прошептал Люцифер.
– Особо тягостно, что я не могу о них сказать.

Он опустил глаза и снова взял в руки ожерелье, чтобы перебирать пальцами каждую жемчужинку, изучая ее идеальный рельеф.

Каин вздохнул, присел на краюшек перила и задумался, пытаясь подобрать нужные слова, но Люцифер заговорил сам:

– Ты знаешь, я очень болею за этого человека. Его боль отзывается во мне, и даже если я лишь подозреваю мысль, которая может его тревожить, мне становится невыносимо тягостно. Я хочу знать о нем все. Хочу защищать его, оберегать, закрыть собой ото всех, ибо, когда я вижу царапину на его коже, мне кажется, что кто-то раздирает в кровь мне сердце. Только он не поймет меня.

– Почему же не поймет?
– удивился Каин.
– Ты очень хорошо все объясняешь...

– Он не любит меня, - обреченно сообщил Люцифер.

– Откуда ты можешь это знать?!
– воскликнул Каин вставая.
– Не стоит решать за других, быть может...

Он умолк. Ангельские нежные руки впились в ожерелье, разорвав его. Слезы моря покатились по полу, оставляя едва слышный перестук.

Каин оказался прям перед ангелом, и заглянул в его несчастными глазами, в которых медленно появлялись слезы. Красивое лицо исказилось отчаяньем.

Каин не смог говорить дальше, видя, как дрожат губы дорогого ему существа.

– Это видно, - проговорил вдруг Люцифер и резким движением упал перед Каином на колени в эту жемчужную россыпь.
– Я говорил о тебе.

Он ловил его руку и целовал пальцы, роняя крупные слезы. При этом губы горячие, взволнованные, все с той же благоговейной дрожью касались сбитых костяшек так, словно хотели исцелить их.

– Этих ран не было вчера и завтра их уже не будет. Ты, наверно, даже не помнишь о том, что они есть прямо сейчас, - всхлипывая, шептал ангел, - но мне так больно видеть их и так страшно.

Он как-то медленно сел на пол, не отпуская тонкую мальчишечью руку, и в то же время, буквально упал к ногам Каина.

– Когда ты рискуешь, мне кажется, что я умираю, а если вижу тебя с кем-то, мне хочется его просто убить. Я все еще помню того человека два года назад. Он ударил тебя по лицу... он не мог, он не имел права даже смотреть на тебя, ведь ты... ты...

Он поднял глаза и посмотрел на обескураженного мальчишку, не способного даже шевельнуться.

– Ты лучше каждого из них! Я не могу смириться с твоими жертвами. Никто из них не стоит и капли твоей крови, а ты сражаешься за них каждый день и с кем? С ними же! А ведь ты чище любого ангела...

– Нет, Люций, что ты такое говоришь?
– наконец, прошептал Каин, невольно опускаясь на колени, чтобы сравняться с собеседником.

Он освободился и тут же взял заплаканное лицо в свои бледные руки, чтобы в упор посмотреть в зеленые глаза.

– Не надо плакать. Мои жертвы это пустяк. Жалкая игра эгоистичного ребенка. Не надо плакать из-за меня, слышишь?

Он был серьезен и напряжен. Ему было трудно видеть товарища таким. Трудно и страшно. Но хотел сказать, что все не так, что он не тот, кем его видят, но понимал, что это ничего не значит, иных же слов не было, и потому он просто обнял его, аккуратно, чтобы не коснуться крыльев. Обнял и позволил уткнуться в свое плечо. Он чувствовал, как падают слезы, чувствовал, как дрожит все тело ангела и видел, как содрогаются его крылья. Сердце сжималось в тупой ком, но осознание собственного спокойствия было слишком ярким, но понимая, что в его руках хрупкое сердце ангела, он все же прошептал: