– Мне нужно на воздух.

– Мы и так… - обращает он внимание.

Но я все равно встаю и сразу же жалею об этом. Так холодно, и все тепло, которое только что проникло в тело, улетучивается и сменяется леденящим кровь холодом. Я обнимаю себя и дышу. Вдох. Выдох. Просто сосредоточиться.

– Возвращайся сюда, ты замерзнешь, - зовет Дими.

– Ты знаешь, меня никогда не целовали?

Так глупо то, что я ляпнула это, но необходимость высказаться, кажется, намного перевешивает логику.

– Что?
– бормочет он, в его голосе слышно замешательство.

– Он изнасиловал меня, он так много у меня отнял, но никогда не целовал меня. Этого он у меня не украл. Так что я никогда ни с кем не целовалась. Я просто… Знаешь, когда меня поцелуют, я хочу, чтобы это произошло потому, что и он, и я захотим этого. Он должен быть медленным и крепким, таким, каким и должен быть первый поцелуй, - я останавливаюсь и глубоко вздыхаю, собираясь с мыслями и отталкивая эмоции.
– Я мечтала влюбиться и выйти замуж, жить долго и счастливо. Всего этого я лишилась, когда он забрал мою невинность. И единственное, о чем мне осталось мечтать: возможно, когда-нибудь у меня будет поцелуй, переворачивающий жизнь.

– Зачем ты рассказываешь это мне?

Я вздыхаю, покачав головой.

– Ну, Дими, ты первый мужчина за всю мою жизнь, которому я подумываю отдать его.

Молчание.

Долгая мучительная тишина.

– Ты не хочешь испытать со мной что-то подобное, Джесс. Я вовсе не достоин этого.

– Кто сказал?
– шепчу я.

– Я.

– Но не я.

– Возвращайся сюда, - произносит он усталым голосом.
– Нам нужно отдохнуть.

– Мне не нравится быть с тобой так близко, когда я только что призналась, что хотела бы, чтобы ты меня поцеловал.

Он снова замолчал.

– Просто подойди.

– Командир, - бормочу я, опускаясь на колени и заползая обратно.

Как только я приближаюсь, он возвращает меня в то же положение, в котором мы были раньше. Когда тепло снова наполняет меня, я вздыхаю. Слава Богу, мне это было нужно. Ужасно сильно. Я зеваю и чувствую, что как тяжелеют веки. Мне неловко от того, что Димитрию приходится спать на твердой холодной земле. Но по дыханию могу сказать, что он не может успокоиться: его сердце бьется у меня под щекой, а грудь поднимается и тяжело опадает.

– О чем ты думаешь, что ты так дышишь?
– шепчу я, снова зевая.

– О том, как целую тебя.

Проглатываю зевок и захлопываю рот. Поцеловать… меня? Он думает, как поцеловать меня? Ой.

– Это хорошая мысль или плохая?

Его грудь вздрагивает от сдавленного смеха.

– Как правило, хорошая.

Мои щеки горят, а сердце ускоряется. Я ни на секунду с тех пор, как была маленькой девочкой, не задумывалась о том, чтобы поцеловать мужчину. Никогда не хотела этого. Никогда не пыталась получить это. Я, честно, поверила, что останусь одинокой, холодной и не желающей этого. Я думала, что он забрал мое желание вместе с невинностью.

Мы оба молчим. Слышны только звуки ночных созданий, поющих и шуршащих, и наши глубокие, рваные вздохи. Я сглатываю снова и снова, пытаясь отвлечься от мысли о поцелуе Димитрия. Сердце колотится почти до боли. И будто кто-то наверху подумал, что было бы забавно сыграть со мной шутку, накатывает спазм в животе.

Боже, ты не шутишь? Ты решил вывалить это на меня сейчас?

Я стону и ерзаю, пытаясь найти удобную позу. Еще хуже, что у меня ничего с собой нет. Черт возьми, тетя Фло, ты всегда выбираешь худшие моменты, чтобы показать себя во всей красе.

– Ты в порядке?
– спрашивает Димитрий.

– У меня просто… судорога.

– Надо размяться?

– Не... такого рода судорога.

– А, - говорит он, отодвигаясь. Очевидно, ему стало неудобно.

– Я выйду еще раз, на минутку.

Он опускает руки, обнимающие меня, и я выползаю из тепла и встаю. Вытягиваю руки перед собой и отыскиваю ближайшее дерево. У меня есть тампон, припрятанный в кармане, чтобы продержаться до утра, и думаю, что сейчас самое подходящее время его использовать. Я быстро меняю тампон, и несколько раз спотыкаясь и ругаюсь, пока выкапываю достаточную ямку, чтобы закопать использованный. Это, реально, самое худшее, что могло случиться. Мои щеки горят от стыда.

– Что делаешь?
– окликает Димитрий.
– Убиваешь зверюшек?

– Очень смешно, - бормочу я, отряхивая руки. Даже знать не хочу, насколько грязной буду к утру.

Возвращаюсь к Димитрию и вползаю обратно в его объятия. Он легко принимает меня, не колеблясь, когда я снова кладу голову ему на грудь. Я стараюсь устроиться поудобнее, но вряд ли это получится из-за боли, охватывающей низ живота и отдающей вниз по ногам. У меня бывают сильные боли, вечно с ними мучилась. Я постанываю и отодвигаюсь.