Живя в маленькой доме на его участке, она уходила раньше, чем приезжал Ярослав, и он не видел её даже в окно. Мальчишки проводили вечера во дворе, по очереди играли с Машенькой, иногда забегал Лютик и спрашивал разрешения, чтобы выпустить Цезаря. Ярослав разрешал при условии, что Машенька будет дома. Выпускать собаку при маленькой девочке он мог позволить только в своём присутствии. Цезарь слушался его беспрекословно, а вот Лютика воспринимал скорее, как напарника по играм.

Утром, когда Мурочка не появилась, чтобы приготовить завтрак, мужчину что-то неприятно кольнуло. Беспокойство. Накинув куртку, он пересёк лужайку между домами и негромко постучался в дверь маленького дома, открыл Арни.

– Она спит, Машенька всю ночь плакала, и мы не стали её будить, - он виновато посмотрел на мужчину.
– Лютик, давай быстрей!
– в сторону. – Если надо, я сам могу приготовить.

– С ней точно всё в порядке? – отчего-то не верилось, уж слишком тихой, какой-то потерянной казалась девушка в последнее время, а сейчас и вовсе исчезла из поля зрения.

– Да, точно, пройди, - Арни посчитал возможным пропустить его в дом и указал на дверь, где была комната Агаты.

Мужчина тихо открыл дверь и так же тихо сел на край кровати, разглядывая личико блондинки без макияжа. Пушистые ресницы отбрасывали тень, рот был приоткрыт, губы были розовые и сухие, их хотелось облизнуть, а тело Мурочки – в обычной футболке, которая задралась, показывая маленькие трусики из трикотажа, не оставляющие шансов воображению, – прижать к себе.

Ярослав хотел Мурочку, и если поначалу это был скорее спортивный интерес – новая женщина в их городке, – то сейчас это стало чем-то большим. Не навязчивой идеей, нет, он вполне мог абстрагироваться, не думать и не вспоминать о девушке, но вполне сформированным желанием, которому он не давал ходу, понимая, что ничем хорошим, в первую очередь для Агаты, это закончиться не может.

Однажды он чуть было не сорвался, не произнёс это вслух, совсем недавно, когда долго смотрел на сидящую на крыльце дома Мурочку из окна своего дома, в какой-то момент ему показалось, что она плачет, и захотелось утешить блондинку. Подойдя, он увидел, что не ошибся, на щеках были следы слёз. Агата пододвинулась на крыльце, он молча сел и почувствовал, как она положила голову ему на плечо. Быстро подняв её к себе на колено, он гладил Мурочку по волосам и уговаривал, уговаривал, уговаривал, что всё у неё будет хорошо.

– Ты красивая блондинка, Мурочка, у тебя всё наладится.

– Хм, - она вздохнула.

– Перестань, просто момент такой… всё будет хорошо.

– Правда?
– она подняла к нему личико, и тут Ярославу захотелось сказать, что это чистая и абсолютная правда, сказать, что Мурочка теперь будет с ним и только с ним, и на этом все её проблемы закончатся. И, главное, глядя на Мурочку, он испытывал неимоверное желание поцеловать её, перекинуть её стройные ноги через себя, прижать, прижаться. Захотелось пройтись руками по женской спине, расстегнуть пуговицы на кофточке и найти языком маленький сосок, захотелось оказаться на ней сверху, именно так, чтобы видеть её лицо, и долго ласкать девушку, пока она сама не попросит о большем, а потом войти в неё, быстро, сильно, разом, и держать её крепко, слушая её крики наслаждения.

Но всё, что сделал Ярослав, это сказал:

– Правда, - и пропускал свои пальцы сквозь волосы Мурочки. – Это всего лишь минута слабости, у каждой блондинки бывают такие минуты…

– Бывают, - всё, что ответила Агата, удобнее устроившись у него на руках.

Сидя на краю её кровати, он ощутил то же самое желание, пожалуй, ещё сильнее, потому что женщина перед ним лежала, и мужчина имел возможность как следует рассмотреть то, чем никогда не будет обладать.

Он вышел из комнаты, сказав Арни, чтобы не будили маму, если она понадобится, он сам ей позвонит, а сейчас пусть спит.

Ближе к вечеру Агата понадобилась, вернее – её услуги. Заехавший Антон привёз двух шлюх, и хотя Ярослав был явно не в том настроении, чтобы устраивать пирушки, одна из них показалась мужчине довольно приятной. Во всяком случае, она не была блондинкой, не была такой уж молоденькой, и ей не страшно было причинить боль. Чего Ярослав не любил – так это причинять боль или неудобство своими размерами. Быстро поняв, что размеры его органа превышают средние, он не испытывал по этому поводу восторгов, скорее – неудобство. Женщины у него, за исключением одной-единственной и забытой за давностью лет, были непостоянные и опытные.

– Ты чего-то нервный, подгон тебе сделал.

– Спасибо сказать?

– Ага, сказать.

– Спасибо, - раздражённо.

– Не, серьёзно, что-то случилось? Ты сам не свой в последнее время, я решил, что хорошенько снять напряжение тебе не помешает, ты когда последний раз?

– Не помню… да, когда сидели…

– Это давно было.

– Нормально.

– Да ты гонишь, - Антон смотрел насмешливо, он был в курсе аппетитов друга, и подобное «постничество» не могло не удивлять. – А ты, часом, не свою новенькую? Серёга говорил – она красотка.

– Не говори ерунды.

– Чего это «ерунды», я вон всех своих работниц и нянь детей шпилил, удобно, кстати.

– Ты бы и тёщу отдрючил, дай тебе волю, - Ярослав поморщился.

– Нууууууу… лет пятнадцать назад.

– Тьфу на тебя, - Ярослава передёрнуло.

– Так чего с новенькой-то?

– Ничего. Работает. Всё.

– Пусть так… тем более – надо расслабиться, посмотри на меня, я всегда до-во-лен жизнью. Чего и вам желаю.

Посидев для виду в ресторанчике, в ВИП-зоне, без свидетелей, Ярослав открыл дверь своей машины, чтобы пропустить свою на всё согласную спутницу. После нехитрой беседы выяснилась степень согласия, и осталось только проверить на деле опытность данного экземпляра.